"В.Гюго. Наполеон Малый" - читать интересную книгу автора

сводится к этому, за исключением разве нескольких фраз о "милосердии"; но
разве не восхваляли великодушие Мандрена, который иногда отбирал не все
деньги, и Жана Потрошителя, который иногда убивал не всех путешественников!
Ассигновав Бонапарту двенадцать миллионов, да еще четыре миллиона на
содержание замков, сенат, которому Бонапарт ассигновал миллион, поздравляет
Бонапарта со "спасением общества", - как в некоей комедии один персонаж
поздравляет другого со "спасением кассы".
Что касается меня, то я все еще стараюсь найти в славословиях,
расточаемых Бонапарту его наиболее пылкими приверженцами, хотя бы одну
похвалу, которая не подходила бы Картушу и Пулайе после ловко сделанного
дельца; и я невольно краснею за французский язык и за имя Наполеона, слыша
довольно-таки бесцеремонные, достаточно откровенные и в данном случае вполне
заслуженные выражения, в которых сановники и духовенство поздравляют этого
человека с тем, что он совершил хищение власти со взломом конституции и
скрылся в ночной тьме от своей присяги.
Совершив все взломы и кражи, которые и составляют успех его политики,
он принял свое настоящее имя, и тогда все узнали, что этот специалист по
взлому - "монсеньер". Воздадим должное г-ну Фортулю: он первый обнаружил
это!

[На первом рапорте, адресованном Бонапарту, где Бонапарт именуется
монсеньером, подпись: Фортуль.]

Измерив человека и убедившись, как он ничтожно мал, вы измеряете его
огромный успех, и вас невольно охватывает чувство изумления. Вы спрашиваете
себя: как же он этого достиг? Разобрав на составные части авантюру и
авантюриста, отбросив козырь, которым ему служит его имя и другие
обстоятельства, использованные им для своей вылазки, вы не обнаружите ни в
самом человеке, ни в его образе действий ничего, кроме хитрости и денег.
Хитрость; мы уже отмечали это основное качество Луи Бонапарта, но не
мешает разобраться в нем более подробно.
В воззвании 27 ноября 1848 года он заявил своим согражданам:
"Я считаю себя обязанным поделиться с вами моими чувствами и моими
убеждениями. Пусть между вами и мной не будет ничего недоговоренного. Я не
честолюбец... Я воспитывался в свободных странах, в школе страданий, я
навсегда останусь верным долгу, который будет предписан мне голосами
избравших меня и волей высокого Собрания.
Я сочту долгом чести передать по истечении четырех лет моему преемнику
укрепленную власть, ничем не нарушенную свободу, подлинные успехи
общественного развития".
31 декабря 1849 года в своем первом официальном письме Национальному
собранию он писал: "Я хочу быть достойным доверия нации, охраняя
конституцию, коей я присягнул". 12 ноября 1850 года в своем втором письме, с
которым он должен ежегодно обращаться к Собранию, он говорил: "Если в
конституции есть недостатки и опасные неточности, вы вправе открыть на них
глаза народу; но я, связанный своей присягой, должен строго держаться в
предначертанных ею границах". 4 сентября того же года в Канне он говорил:
"Когда повсюду наблюдается рост благосостояния, всякий, кто осмелился бы
затормозить этот подъем, посягнув на существующий порядок вещей, поистине
был бы преступником". Незадолго до 22 июля 1849 года, в день торжественного