"Виктор Гюго. Король забавляется" - читать интересную книгу автора

отправился к министру и предупредил его, что следует
воздержаться от введения подобной меры, и при этом настойчиво
требовал репрессивного закона против эксцессов театра,
протестуя вместе с тем в резких словах - министр, наверное, не
забыл их - против цензуры. Это художник, преданный искусству,
никогда жалкими способами не домогавшийся успеха, привыкший
всю жизнь смотреть публике прямо и открыто в лицо. Это человек
чистосердечный и умеренный, уже не раз вступавший в бой за
всякую свободу и против всякого произвола, отвергший в 1829
году, в последний год Реставрации, все, что предлагало ему
тогдашнее правительство в возмещение убытков от запрета,
наложенного на Марьон Делорм; человек, в ущерб своим
материальным интересам не разрешивший годом позже, в 1830
году, когда свершилась июльская революция, поставить на сцене
эту самую Марьон Делорм, поскольку она могла дать повод к
нападкам на низвергнутого короля, который запретил ее, и к
оскорблениям по его адресу, - поведение вполне понятное,
какого придерживался бы на месте автора всякий честный
человек, но которое, пожалуй, должно было сделать его впредь
неприкосновенным для всякой цензуры. Объясняя причины своего
поведения в данном случае, он писал в августе 1831 года:
"Вообще говоря, скандальный успех, достигаемый с помощью
политических намеков, мало улыбаются автору, - об этом он
заявляет прямо. Подобный успех немногого стоит и бывает
непрочен... К тому же именно теперь, когда нет больше цензуры,
авторы должны сами быть своими цензорами, честными, строгими и
внимательными. Тогда они будут высоко держать знамя искусства.
Если обладаешь полной свободой, надо соблюдать во всем меру".

[Предисловие к "Марьон Делорм". (Прим. автора.)]

Сделайте вывод сами. С одной стороны - перед вами человек
и его произведение; с другой - министерство и его действия.
Теперь, когда мнимая безнравственность этой драмы
опровергнута до конца, теперь, когда все нагромождение
негодных и постыдных доводов рухнуло, попираемое нами, пора,
казалось бы, назвать истинный мотив этой меры, закулисный,
придворный, тайный мотив, мотив, о котором не говорят, мотив,
в котором не решаются сами себе признаться, мотив, который так
ловко был скрыт под вымышленным предлогом. Этот мотив уже
просочился в публику, и публика верно его угадала. Мы больше о
нем ничего не скажем. То, что мы показываем нашим противникам
пример вежливости и воздержанности, быть может, служит в нашу
пользу. Это не плохо, когда частное лицо дает правительству
урок достоинства и благоразумия, когда гонимый дает его
гонителю. К тому же мы не из тех, кто думает исцелить свою
рану, растравляя больное место другого. К сожалению, это
правда, что в третьем акте пьесы есть строка, в которой
неуклюжая проницательность близких ко двору лиц обнаружила
намек (скажите на милость, намек!). Его не замечали до тех пор