"Владимир Гуфельд. Дневник дневника" - читать интересную книгу автора

турнире по голове получил?
- Наверно, - хихикал маленький паж, слизывая крем с большого пудинга.
Доблестный рыцарь Ричард Львиное сердце занялся рисованием!
Нет, получалось у него довольно-таки неплохо. Стенгазеты бы он оформлял
прекрасно. Но рыцаря тянуло на серьёзные полотна.
- Сэр Падре, - говорил он, - ну что я могу с собой поделать? Да, я смешон,
я глуп, я бездарен, но кисть меня прельщает не меньше копья.
- Твори, сын мой, - отвечал священник, - только трезво цени свою работу.
- Я понимаю, святой отец. Я ценю её трезво. Но не рисовать не могу. Есть
меломаны, есть графоманы, а я, видно, рисоман.
- Твори, сын мой, - улыбнулся Падре, - не заковывай душу - не сможешь.
Возможно, это пройдёт, возможно, пробудятся новые силы.
- Святой отец, но надо мной все смеются.
- Не обращай внимания на дураков, сын мой. Рисуй. Этого требует душа - это
прекрасно.
Но через месяц Ричард не выдержал. Оставив насмехающихся слуг, он выбрался
ночью из замка, оседлал коня и умчался от глупых шуток и испорченных
холстов.
Прошёл год, прошёл второй. Слуги постепенно покинули замок, и тот стоял -
одинокий и гордый - храня в себе огромную жажду творить - жажду своего
хозяина.
Время шло - замок старел. В нём поселились привидения сгнивших картин,
которые горько вздыхали по своему творцу. Зимние вьюги устраивали в нём
свой шабаш.
Но пришла весна.
- Ура-а-а! - прыгал маленький паж, стараясь слизнуть немного крема с
большого пудинга. - Сэр Ричард едет!
- Вот я тебя, - хохотала старая кухарка, стараясь шлёпнуть его мокрой
тряпкой.
Каменщики, плотники, позолотчики весело заканчивали работу. Радостные
слуги заносили ковры и шпалеры.
И только кони грустно смотрели на огромные бочки, возле которых хлюпали
под ногами разноцветные лужи.
И снова доблестный рыцарь Ричард Львиное сердце трудился в поте лица -
весь его замок был заляпан краской.

Старое кладбище
Когда над старым заброшенным кладбищем поднималась Луна, из забытых могил
появлялись высохшие старческие головы и с прежним пылом принимались ругать
молодёжь.
Они ругали её так злостно, что у любого живого человека, оказавшегося в
такую пору в этом месте, поднимались дыбом волосы, и мурашки устраивали
"гонки по вертикали".
- Ох, уж эта молодёжь! - говорили одни.
- Ничего святого у них не осталось! - вторили другие.
- Лентяи, неряхи, оболтусы! - подключались третьи.
И торжественный хорал, уподобляясь в чём-то самой молодёжи, предавал
анафеме всё современное, исполнял реквием по минувшему, лил слёзы по
заблудшим овечкам.
И хотя кладбище было монастырским, нельзя сказать, чтобы молодых ругали