"Тонино Гуэрра. Стая птиц" - читать интересную книгу автора

плавал в пустоте, среди множества прямоугольных коробок, не вмещавших мое
горе. Я заплакал. Я задумался о своем возрасте и почувствовал груз лет,
проведенных с женой. Я задыхался под обломками нашей совместной жизни и
старался ухватиться за что-нибудь более устойчивое, к чему она не имела бы
отношения. Так я вспомнил о снеге, выпавшем, когда мне было десять лет. Я
ходил, утопая в снегу и забавляясь тем, что оставляю следы - часть моего
существа, отделенную от меня, но принадлежавшую тем не менее мне, даже
когда я уже сидел дома, за стеклом покосившегося окна.
В пять часов пополудни я встаю и отправляюсь в бар на улице Триполи.
Это маленькая забегаловка за зданием почты, нечто вроде узкого
коридора; посреди неровно выложенного плиточного пола красуется широкий
цементный проем. Теперь это уже не бар. Может, раньше был бар, а теперь
здесь стоят несколько старых расшатанных игральных автоматов, а в углу
сидит высохший старик в измятом и грязном белом костюме. На голове у него
светлая шляпа, на шее - цветастый галстук. Похож он на американца
итальянского происхождения. Таких рисуют в комиксах; седые волосы и
грязные ругательства, изредка вылетающие изо рта при обращении к
немногочисленным клиентам.
Среди последних выделялась девчонка, тщетно пытавшаяся встряхнуть
автомат, чтобы увеличить пробег шарика, который запутался среди
препятствий выцветшего лабиринта.
Я подошел к владельцу бара, чтобы спросить об Армандо. "Такой толстый?"
- спрашивает он меня. Я не знаю. "В очках?" Тоже не знаю. Он говорит, что
есть еще тощий Армандо. Я развел руками - мол, никаких примет не знаю.
Посмотрев на меня пристально, он встал с кресла, вышел со мной из бара и
показал на пятиэтажный дом, возвышавшийся метрах в ста от его заведения.
Но показал как-то неопределенно, словно хотел отделаться от меня.
Дом был угловой и стоял на стыке левой стороны центральной и правой
стороны левой улицы. Это здание держалось на пилонах циклопической кладки,
между ребрами которых чередовались выпуклые и вогнутые участки фасада.
Окна были то правильной, то неправильной формы, и в довершение всего
суставами в костяке всей тяжелой конструкции нависали массивные балконы.
Такие дома в форме причудливого музыкального инструмента обычно строят на
стрелке двух улиц, упирающейся в просторную площадь. На стенах - слой
черной пыли. И все же в угловатых и вместе с тем плавных очертаниях есть
какое-то чувственное очарование. Даже в лепнине из фруктов словно с
этикетки содовой воды. Выглядят эти дома чудовищно, но их присутствие
неизбежно и в известном смысле приятно. Из них доносятся глухие голоса и
даже звуки музыкальных инструментов. Это дома для "золотой" молодежи и
людей, поздно услышавших голос подавляемой страсти. В этих домах живут не
по возрасту бойкие сынки и знаменитые адвокаты; в комнатах слышится грохот
трамваев, на потолке отражаются отблески фонарей, по стенам бродят густые
тени, окна в нижних этажах зарешечены, и за ними прячутся старые шкафы с
книгами. Это здесь обнаружили крысу длиной в метр от головы до хвоста.
Хозяин книгохранилища выстрелил в нее из пистолета. Крыса съела греческих
лириков и подшивки газет и журналов за несколько лет. Печатный шрифт вошел
в ее плоть и кровь. В углу комнаты, где ее застиг выстрел из пистолета,
нацеленного в череп, видно было, как шевелятся белесые волоски на животе,
словно от ветра. Но это не ветер, это ее дыхание колыхало воздух. Наконец
она сходила под себя, и в мозгу у нее застрял свинец, точно такой же,