"Николай Гуданец. Главнокомандующий" - читать интересную книгу автора

Березин зашагал по тропинке вдоль берега бухты. Левой-правой,
левой-правой, господи, хорошо-то как...
Время блаженно зависло, но сработал программный таймер. Мослы гранитных
кряжей стали набухать и расползаться, как сухарь в чае, сквозь них прорезались
иконки оболочки "Первопрестольная 10.2". Все, хорошенького понемножку.
Сняв компьютерный шлем, Березин вытер вспотевшие ладони о рубашку, глубоко
вздохнул и прикрыл глаза. Как всегда после долгого хождения по вирелу,
собственное тело казалось ему тяжеловесным, неуклюжим обрубком. Предстояло
заново свыкнуться с ощущением, что нет у него больше ни траков, ни антигравов,
ни ног. Вместо них моторчик и колеса инвалидного кресла.
Из вирела следует выходить постепенно, иначе может возникнуть нечто вроде
кессонной болезни. Растревоженное подсознание вздыбливается, и психику атакуют
кошмары, словно вскипающие в крови водолаза пузырьки азота. В минувшем году
Березину пришлось перенести экстренный выход из вирела, когда в его танк
угодила бомба истребителя чужаков. После этого он промаялся неделю на уколах,
да еще психотерапевт на полмесяца запретил ему прогулки по вирелу.
Откинувшись на спинку кресла, генерал постарался дышать как можно глубже и
реже. Суставы и мышцы словно патокой пропитало, не пошевелиться.
Прохладный воздух бередили привычные убаюкивающие звуки: жужжание
кондиционера, мурлыканье процессорной гидравлики охлаждения, щелчки часового
маятника.
Когда Березин чуть освоился в реальности, он потянулся за стоявшей рядом с
компьютером непочатой банкой кваса, рывком выдрал из ее крышки алюминиевый
лепесток. От поспешного жадного глотка заломило гортань.
Щурясь, он обвел глазами просторную комнату. Сквозь раздвинутые жалюзи бил
косой веер солнечных лучей, застекленные книжные полки расшвыривали скопище
радужных бликов.
Бронзовый циферблат старинных кабинетных часов показывал четверть
третьего. Значит, сеанс вирела длился почти семь часов.
Откатившись в кресле к окну, Березин взял с подоконника трубку, набил ее
душистым табаком из плоской жестянки, раскурил от газовой зажигалки.
Неторопливо смакуя ореховый привкус дыма и хорошо обкуренного вереска, сжал в
ладони увесистую, тихо теплеющую гладкую головку трубки.
За переплетом ленточного окна вздымалось гулкое пространство, тугой
бирюзовый парус неба, по которому юркой мошкарой сновали кургузые гравикары.
Под самыми облаками проносились пузатые веретена флайбусов.
Далеко внизу расстилалась площадь, залитая полуденным солнцем. Там
свирепствовала немилосердная московская жара, тридцать пять градусов по Цельсию
в тени. Крошечные прохожие в шортах и маечках мельтешили на тротуарах,
возносились на виадуки, по их ажурным руслам пестрыми ручьями текли во все
стороны над потоками грузовых электромобилей.
Позади станции метро золотились луковки храма Николая у Таганских ворот,
справа ритмично вспыхивал голографический афишный столб над малиновой коробкой
театра, вдали виднелась шеренга сияющих небоскребов, и среди них
иголкой-недомерком торчал шпиль старого дома на Котельнической.
Все это вдруг показалось ему ненастоящим, безмятежной и лживой виртуальной
картинкой. Если тряхнуть головой, отгоняя наваждение, и ткнуть клавишу
выгрузки, тогда увидишь все, как есть. По дорожкам виадуков плывут
обезглавленные ободранные тела вверх ногами, кровь лениво капает в крутобокие
титановые лохани. Невозможно привыкнуть. Сколько бы ни видел такое, привыкнуть