"Алеш Гучмазты. Матрона " - читать интересную книгу автора

когда скорбь по усопшему уже поумерилась и собравшимся приходится стараться,
изображая печаль и сострадание. То же самое, только наоборот, происходило
сегодня в ее доме. Напускное веселье женщин, их оживленность, шутки, попытки
ободрить ее, развеселить никак не соответствовали грустным, а порой и
тревожным взглядам, которые иногда ей удавалось перехватить. Они-то и
отражали истинное настроение людей...
Когда дом закрыли на замок и женщины, прощаясь, стали обнимать ее,
когда она уселась, наконец, в машину и, отъезжая, махала рукой остающимся,
ее все не покидала, преследовала эта мысль: поминки окончились, и все
расходятся по домам.
Все, кроме нее.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

"Явилась новенькой невесткой в чужое село", - вот уже несколько дней,
живя в чужом доме, она не может избавиться от собственной присказки,
повторяя ее про себя, как заклинание, и надеясь понять скрытый в ней смысл.
Она не страдала, не раскаивалась в содеянном, но душа ее почему-то полнилась
печалью, а печаль в свою очередь изливалась в вопрос: что будет дальше?
Вопрос не касался ее дальнейшей жизни, к собственной судьбе она была
равнодушна. Ее интересовало другое - семья, в которую она пришла. Кто эти
люди? И главное: кто он, приемный сын того человека, за которого она на
старости лет вышла замуж? Действительно сын? Сынок...
Это слово рождало в ней страх, переходящий в беспросветное отчаяние, и
в поисках спасения она снова и снова повторяла: "Явилась новенькой невесткой
в чужое село", - и слышала вроде бы упрек, и в тоже время знала, что ей не в
чем винить себя. Что бы она ни делала - корову ли доила, шла за водой или
готовила еду, она все твердила свою присказку, будто платок вязала, чтобы
завернуть в него, скрыть от самой себя и печаль и отчаяние.
Пока у нее получалось, но ей и самой было понятно - все это закончится,
развеется вскоре, рассыплется, разорвется и останется одноединственное
слово: сынок... Освободиться, думать о чем-то другом она не сможет, но и
помнить об этом постоянно - значит, сойти с ума. Так оно и будет, наверное.
Это печальное, рвущее душу слово заставило ее прийти в чужой дом, захватило,
подчинило себе всю ее жизнь. Раньше она жила, как хотела, не заботясь о том,
что подумают или скажут о ней люди. Действовала по велению сердца, и если
ошибалась, сама и казнила себя и миловала. Теперь же будто сковали ее,
закрепостили: она рассчитывает каждый свой шаг, сомневается в каждом своем
действии - может быть, надо не так, а иначе? Но как именно? Ее гложут
сомнения, она обдумывает каждое слово, прежде чем произнести, вымолвить
его - вдруг не понравится кому-то? Не понравится слово, движение, действие,
разонравится она сама и, потеряв терпение, ей скажут в конце концов: "Знаешь
что, Матрона, иди туда, откуда пришла. Жили мы без тебя и дальше проживем".
Она вспылит, конечно, ответит, что и сама у себя дома жила не хуже, чем
здесь, и нечего ее попрекать, не такое уж великое счастье выпало на ее долю.
Подумаешь, мужа нашла! Да если бы она так уж стремилась выйти замуж, то
сумела бы найти кого-нибудь получше - не вы первые сватались и не последние!
Но только в этом доме есть приемный сын, которого зовут Доме. И вот она