"Алеш Гучмазты. Матрона " - читать интересную книгу автора

такое, то прости, сынок, твоя мать не выдержит, покончит с собой...
Я сама, своими руками должна оторвать тебя от родного дома, лишить
материнской ласки. Ненадолго, сынок, ненадолго. Знаю, тебе будет трудно
среди чужих людей, но придется терпеть. Пусть твое маленькое сердечко не
очерствеет ко мне, у меня нет другого выхода. Ты мне нужен живой, счастье
мое, и я должна сделать для этого все, что могу... Надолго я тебя не
оставлю, не бойся, на неделю, другую, ну, может быть, на два-три месяца, а
там, глядишь, и весточка от твоего отца придет, и мы снова будем вместе. На
несколько дней расстанемся мы с тобой, сынок, на несколько дней разлучимся
друг с другом. Будем, конечно, скучать, но ты останешься живой, сынок. Я
ведь живу только ради тебя, только ты для меня свет в этой жизни"...
Она плакала, причитала про себя и, строя свои планы, понимала, что ей
нельзя оставаться у родителей. Они сердцем почуют неладное, и тогда ее
планам не суждено будет сбыться, а ей самой придется жить в вечном страхе за
сына.
А он приютился у нее на коленях и ни за что не хотел с них сходить.
- Мама, - ныл он, - я не хочу оставаться здесь, возьми меня с собой.
Ей казалось, что он догадывается о чем-то, смутно еще, но уже чувствует
скорую разлуку, и сердце ее разрывалось от его нытья. Она прижимала его к
груди и думала о том, что он часть ее души, а если это так, то почему же она
не может вобрать его в себя, спрятать в своей груди, храня от бед и
опасностей этого мира.
На ночь она осталась у родителей. Взяла сына к себе в постель, и когда
он прижался к ней, ласковый, она вдруг остро, до явстственной боли,
почувствовала, чем обернется для нее разлука с ним, поняла - это часть ее
души умрет, и она будет ощущать эту потерю постоянно, так же, наверное, как
Егнат, никогда не забывающий о своей ноге, оставшейся где-то в чужедальних
краях. Засыпая, она думала о том, что роднит ее с сыном, делает зависимой от
каждого его шага, и о том еще, что материнское сердце, под которым
вынашивается ребенок, для того и предназначено, наверное, чтобы жить его
радостями и бедами.
Утром она пошла в город. Там жила ее односельчанка Гафи, с которой они
вместе росли. Гафи была чуть постарше и раньше вышла замуж. Муж ее до войны
занимал хорошую должность, и хоть сейчас он был на фронте, Матрона полагала,
что у Гафи сохранились какието связи, да и в жизни она понимает побольше
сельских. Гафи обрадовалась ее появлению, встретила со всей душой, и когда
они посидели немного, поболтали, вспоминая юность, Матрона перешла к делу и,
обливаясь слезами, рассказала о своих несчастьях.
- Помоги мне устроить его в детский дом, в приют какойнибудь, - умоляла
она. - Другого выхода у меня нет. Устрой его так, чтобы никто не знал, где
он, чтобы его не достала рука Егната. На месяц устрой, на два. Пусть даже на
три. Может, за это время мы что-то узнаем о Джерджи. Тогда я заберу
мальчика... Гафи, пусть твои болезни перейдут ко мне, ты должна помочь мне,
должна помочь...
- Оставь его здесь, - Гафи и сама едва не плакала, - я буду смотреть за
ним. Будет рядом с моими детьми - и тебе, и мне так будет лучше.
- Нет, Гафи, пасть бы мне жертвой вместо тебя, - волновалась Матрона.
Ей казалось, что подруга не хочет помочь ей. - Если я оставлю его у тебя, я
не выдержу, обязательно наведаюсь, и тогда все раскроется, все будут знать,
где мой ребенок. Надо сделать так, чтобы я и сама не знала. Иначе я не смогу