"Алеш Гучмазты. Матрона " - читать интересную книгу автора

звери, загнанные охотниками. Матрона даже подумать об этом боялась и теперь
уже не односельчане ей, а она старалась угодить им, услужить, помочь, и
сделать это так, чтобы ни у кого не оставалось даже малейшего повода
обидеться на нее.
Чтоб ты лишилась покоя, богиня счастья!
Егнат ожесточался с каждым днем.
Когда же прорвало его впервые? Это было в самую пору сенокоса. Снова,
как и тогда, работали на южных склонах. Егнат уехал в райцентр и был там
целых три дня. Когда вернулся, пришел прямо на покос. Дети окружили его:
одним хотелось костыли потрогать, другим военные штаны-галифе. И маленький
Доме потянулся - схватился ручонками за костыль, начал трясти, как алычу у
себя во дворе. Егнат не стерпел, ткнул ребенка тем же костылем. Доме упал,
заплакал, закричал со страху. Матрона обмерла, увидев это. Подбежала,
схватила сына, прижала к груди.
- Как тебе не стыдно, Егнат, - не сдержалась она. - С ребенком
связался.
И тогда Егнат впервые взвыл, впервые она услышала его звериный вой:
- Упрекаешь меня? Меня?! Мало я крови пролил?! Нет, я достаточно ее
пролил! Вот, смотрите, ничего от меня не осталось! Ни ноги, ни руки, а тут
меня еще упрекают?! Стыдят меня?! Ну, подождите! - он угрожающе взмахнул
костылем. - Подождите! Я много своей крови пролил! А теперь буду лить кровь
тех, кто предал своих братьев! Они мне ответят! За все ответят! Никого не
оставлю в живых!
От воплей этих, от угроз у Матроны чуть сердце не разорвалось.
- Да будь же ты неладен, муж мой! Посмотри, что мы терпим за твои
грехи! - выкрикнула она, плача, и похолодела от собственных слов.
До какого же отчаяния она должна была дойти, чтобы в первые в жизни
обругать своего мужа. Пусть и за глаза, но это еще хуже: он на войне, смерти
в лицо смотрит, мучается от холода и от жары, от голода и жажды, а она в это
время еще и проклинает его. Как же у нее язык повернулся? Разве ему не
хватит того, что Егнат и его домочадцы как вороны каркают, каждый его шаг
осыпают проклятиями? Так еще и она вылезла со своим языком. Ей было стыдно
за себя, но чувствовала она и другое: в ее душе начала зреть ненависть. Те,
что довели ее до этого, заставили обругать собственного мужа, ни в чем не
повинного, стали ее кровными врагами. До сих пор она особой вражды к ним не
питала. Как бы не издевались над ней, как бы не мучили, она понимала: люди
делают это от отчаяния, от бедственного своего положения, от горестной
жизни. После того, как в селе побывала милиция, они уже не могут отделаться
от подозрений и переносят их с Джерджи на его семью, на них вымещая все
страхи свои и тревоги, все тяготы черного времени. Когда же они узнают, что
Джерджи ни в чем не виноват, им будет неловко, они устыдятся, придут просить
прощения, и все станет на свое место - вернутся и мир, и согласие. И жизнь
будет лучше, чем прежде. Матрона, конечно, обижалась на односельчан - да и
как не обидеться? - но никогда не считала их своими врагами. Но теперь,
когда ее довели до того, что она прокляла своего мужа, ей стали ненавистны и
лица их, и слова, и само их дыхание.
А люди подумали, что она обругала Егната.
- Пусть грех ваш навсегда поселится в вашем доме! - закричала мать
Егната.
- О, фашисты! - взвыл Егнат. - Ваш грех не поместится и под небом, а вы