"Валерий Губин. Памятник (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

растительности этой мягкой плодородной земли. Канаву почти засыпало, и она
заросла так, что, даже стоя рядом, с трудом можно было разглядеть следы их
титанической работы.
Все свободные от добывания пищи часы они отдавали любимому делу:
Спиридонов писал очередной философский трактат, Калнынь и Павлов часами
ожесточенно спорили над шахматной доской, создавая математический аналог
"эвристического шахматного анализатора", а Кирабаев ничего не хотел знать
кроме поэзии, и его стихи - удивительный синтез средневековой арабской
лирики и европейского символизма - вызывали неизменное восхищение.
Так прошло десять лет, потом еще десять, появились болезни,
накапливалась усталость. И интерес к прежней работе начал падать. Они,
наконец, пришли к мысли, что все их творчество - лишь попытка искусственно
продлить прошлую жизнь, попытка вымученная и нелепая на этой далекой
планете. Нужен был новый смысл, который помог бы им просто и естественно
жить здесь, и друзья стали пристальнее всматриваться в то, что их
окружало, - деревья, растения - вслушиваться в шум ветра и голоса птиц.
Они, сами того не сознавая, пытались обнаружить следы того, что здешняя
природа не просто терпит их, но что она их приняла, и они постепенно
становятся необходимой частью ее существования.
И вот однажды появилось эхо. Спиридонов, обжегшись паром, громко
вскрикнул, и через несколько секунд этот крик прозвучал снова - сначала с
одной стороны поляны, потом с другой, уже глуше. Друзья переглянулись
удивленно и замерли. Через минуту крик опять повторился, только уже не
такой пронзительный и раздраженный, скорее даже уже не крик, а звук трубы,
его воспроизводящий, - мелодичный и яркий. Он снова прозвучал еще через
минуту, затем еще и еще, и каждый раз все дольше и все музыкальнее. Они
начали петь, кричать, стучать палками по железу и были буквально затоплены
какофонией звуков, которые эхо возвращало к ним со всех сторон. Потом этот
шум как-то упорядочился и стал походить на музыку, словно кто-то собрал
все звуки, обработал, пригладил и попытался найти в них гармонию,
насколько это было возможно.
- Вы слышите, она учится разговаривать, - уверял Калнынь, - природа
ведь - большой ребенок. До нас ей говорить было не с кем, и она молчала. А
теперь пытается и подражает.
Иногда среди ночи их будил голос, громко распевающий песню, - слов не
уловить, мелодия немного странная, - но голос, если вслушаться, был
кирабаевский, его интонации, Кирабаев часто напевал за работой. Так они
лежали 10 - 15 минут без сна, потом кто-нибудь не выдерживал, высовывался
из хижины и кричал:
- Прекратить!
- Прекратить, прекратить, прекратить... - сразу обрадованно трещало,
булькало, свистело со всех сторон, и тотчас складывалась мелодия со словом
"прекратить". Под нее они и засыпали.
Потом что-то случилось с атмосферой. Временами вся ее толща вдруг
становилась мощным увеличительным стеклом, и они видели то, что было
скрыто далеко за горизонтом. Прямо перед лагерем возникал океан
необыкновенной синей воды или вставал густой непроглядный лес с такими
высокими деревьями, что приходилось запрокидывать голову. А иногда картины
совсем непонятные - заснеженные скалы, пустыня с огромными барханами.
- И стало видно далеко-далеко, во все концы света, - обычно