"Валерий Губин. Осень в деревне (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

только после того, как Иван обещал помочь ей с сараем. Бросив рюкзак в
сенях, он пошел к магазину, медленно, вразвалку, загребая пыль сапогами и
блаженно ощущая на лице скромное тепло вечернего осеннего солнца. Магазин
оказался закрытым, Иван хотел спросить проезжавшего на велосипеде старика,
где живет продавщица, но передумал и побрел назад, стараясь вести свою
длинную тень ровно посредине дороги. Потом он услышал, как в зарослях
травы у забора звонко гудит зарывшаяся туда оса, а может быть, и не оса, а
какой-нибудь другой зверь, и этот естественный звук показался ему
прекрасным, даже торжественным в просушенной и полинявшей за лето
деревенской тишине. Далеко в конце улицы он увидел тайгу - ровный синий
частокол - и опять обрадовался тому, что завтра наконец пойдет туда.
Степа дала ему бидончик молока, он осушил его и полез на чердак с
сеном, туда вела лестница прямо из большой комнаты. Укладываясь, он
слышал, как старуха долго ходила по избе, передвигала что-то тяжелое, и не
заметил, как уснул.
Сон ему приснился из каких-то давних лет. Они всем классом едут по
городу и поют, и Иван чувствует себя необыкновенно счастливым, все время
смеется. Кто-то предлагает пойти пешком, потому что хорошая погода. Иван
выходит последним и видит, что никого уже нет, все куда-то пропали,
разбежались, быстро темнеет, остались только две девочки, и они уже далеко
впереди. Одна из них Вера, в которую он влюблен, потому что все считают ее
красавицей. "Вера, - кричит он, - подожди, когда же я тебе перчатки
отдам?" В руке у него почему-то ее перчатки. "На экзамен принесешь", - уже
совсем издалека доносится голос. "Хорошо!" - кричит он и тут же с
пронзительной тоской осознает, что никаких экзаменов не будет, что они
давным-давно сданы. Он бросается вперед, но девочки уже исчезли. В
отчаянии Иван поднимает глаза на окна квартиры своего школьного друга, но
они темны и изнутри покрыты толстым слоем пыли - там много лет никого нет.
Иван проснулся. Почувствовав, что плачет, вытер лицо и долго лежал в
темноте, боясь шелохнуться и прогнать это горькое и в то же время такое
значительное ощущение, пришедшее во сне. Он опять услышал тишину, плотную,
густую. Ее было слышно чуть различимым звоном в ушах. И все же это была
абсолютная тишина. Она представлялась ему в темноте большим и ласковым
зверем, который своим мягким языком зализывает его раны - его усталость,
досаду, злость, накопившиеся за последние годы. "Такие сны-воспоминания
снятся тем, у кого ничего нет в настоящем, - думал он, - ничего
существенного, тем кто не состоялся или, как я, считает себя
несостоявшимся в глубине души, хотя внешне все благополучно... А сны
выдают. В сущности, у меня ничего нет, кроме острой жалости к прошедшим
годам... А сколько их уже прошло! Но ничего не было важного, на что можно
было бы опереться и чувствовать себя спокойно..."
Он по-прежнему лежал не шевелясь, но теперь уже ему казалось, что,
если он сдвинется, то в горле всплывет и будет мучить изжога, как во время
сильного похмелья. "Вроде бы все хорошо: и жена, и дети, и интересная
работа, но после таких снов я отчетливо понимаю, что ничего у меня нет,
потому что нет самого главного, а что из себя представляет это главное - я
не знаю..."
Утром он встал с тем же приятным ощущением обступившей его мягкой
обволакивающей тишины, которую не нарушали ни уговоры Степы, выгонявшей
корову за ворота, ни вопли петухов. На завтрак он опять пил молоко с