"И.Губерман. Вечер в гостинице (Сборник "НФ-5")" - читать интересную книгу автора

и любовно. По его словам выходило, что Аркашка (а иногда Аркадий Иванович)
вездесущ, всепроникающ и трясет пьющих без разбора, хоть ты будь министром
речного флота. Вечером он запоминает и записывает, а по утрам ходит по
должникам, и тут отдай его долю, а иначе будет трясти, и ничем от него не
спасешься. Доктора все об Аркашке знают, но его ничем не возьмешь, он в
любого входит и выходит, когда вздумает. А как задобрил его утренней
рюмкой, он тебя отпускает и идет к другому. А по вечерам он трезвый,
потому что работает - пишет, кто что пил и к кому завтра во сколько.
К сожалению, написанные слова не в силах передать красоту убежденного
изложения, тем более, что сам старик с Аркашкой очень дружил, был с ним
запанибрата, никогда ему не отказывал - и уже неделю не мог выбрать время
зайти в исполком с жалобой.
Я шел по пустому городу, освещенному холодным ночным солнцем, и заранее
знал, что происходит сейчас в гостинице. Журналист мертвой хваткой
вцепился в старика, успевшего за бесконечные часы на реке придумать тысячу
невероятных историй и собственные версии всех мировых событий. Наверно
сейчас он сидит на своей кровати, касаясь старчески белыми ногами со
вздутыми синими венами аккуратно поставленных рядом сапог с висящими на
них портянками, и что-нибудь говорит, непрерывно потягивая "Север",
который прямо пачкой держал вместе со спичками в кисете из тонкой резины.
А в соседнем номере два инженера (они летели со мной из Москвы)
наверняка пьют портвейн - все, что осталось в городке к началу навигации,
и говорят о женщинах, сортах сигарет и маринованных грибах под холодную
водку. Они оба, несмотря на крайнюю молодость, уже интуитивно осознали,
что общность людей рождается в совместных деяниях, и за неимением работы
устанавливали эту общность за столом. Оба только что кончили институт и
изо всех сил прикидывались мужчинами, стараясь, чтобы каждый забыл, что
другому только стыдные двадцать три.


А я шел и с неприязнью к себе думал, как надоело знать все заранее,
понимать все, что происходит, и от окружающего ничего не ждать - ибо все
уже известно.
У окошка администратора, поставив чемодан под постоянный плакатик "Мест
нет", сутулился все тот же блондин, и было в его фигуре что-то,
заставившее меня подойти - значит, он приезжий: какого же черта бежать в
театр, не устроившись на ночлег!
- Но я специально прилетел, поймите, я не могу не быть сегодня в
гостинице, - говорил блондин а окошко безнадежным просящим голосом,
обрекающим его на верный неуспех у любых мелких служащих. - Ну,
пожалуйста, у вас же наверняка есть места по броне.
- Места по броне называются так, потому что уже забронированы, - опытно
сказала железобетонная администраторша.
Не успев подумать о ненужности мне этого сраженного служебной логикой
только что жизнерадостного, а теперь унылого блондина, я наклонился к
окошку.
- У меня в номере есть диван, - сказал я. - Не ночевать же человеку на
улице.
- А вам лучше подняться наверх и прочесть правила распорядка, - готовно
ответила администраторша. - На диване не полагается.