"И.Губерман. Вечер в гостинице (Сборник "НФ-5")" - читать интересную книгу автора

отпуск и поехал... Ему сейчас хорошо, наверное, - по-мальчишески добавил
он, потом сказал: - Завтра уеду дневным. У меня дел! На три дня не
отпускали, - и стал раздеваться, откинув на диване одеяло.


Уснул он почти мгновенно, неудобно приткнувшись щекой к кожаной
диванной спинке. Журналист курил, горбился над блокнотом, а потом, словно
диктуя самому себе, внятно сказал:
- И отстраненность и неучастие, возведенные в жизненную систему, сейчас
уже не оправдание, а вина... - И снова замолчал.
Я вышел в коридор. Навстречу неторопливо шла концертная скрипачка в
другом уже, черном вечернем платье. Наклонившись в ее сторону, рядом шел
плотный лысый мужчина, по виду - заведующий или управляющий. До меня
донеслась фраза:
- Но у меня-то есть справка от месткома, что я уже больше не ворую.
Скрипачка тонко и понимающе улыбнулась его тонкой шутке.
"А когда она одета хуже, то чувствует себя дурой", - привычно подумал
я, и это было последней каплей, и скопившееся за вечер выхлестнулось
душной тоской. Когда мне все на свете стало ясно? И почему, по какому
праву? Перехожу улицу на перекрестках...
С лестницы вошел в коридор старик-бакенщик, уже успевший, несмотря на
ночное время, где-то основательно добавить. Он вплотную подошел ко мне и
жарко дохнул в лицо - пахло, как из горлышка, но выцветшие глаза смотрели
вполне осмысленно.
- Вот видишь, - сказал он. - Я это, сынок, еще от деда знал, а ему его
дед передал от своего. Каин-то Авеля вовсе и не убил. Он только
прикинулся, Авель - до поры только, до срока, а потом оклемался, и семья у
него была и дети. Вот теперь по его линии дети себя и объявляют. Это они
пока тихо жили, копили силу и никуда ее не тратили. Оно еще себя покажет,
Авелево семя, а Каиновым теперь концы, придут на подбор такие, как наш
этот.
И старик кивнул на дверь номера.
Только мне сейчас было здорово не до него, и, ощутив мое нежелание
сочувствовать, он повернул к столу дежурной по этажу. Та молча подняла
голову от книги. Она видела людей всякими, эта гостиничная дежурная, но
наступали длинные вечера, и они одинаково приходили в ее угол посидеть,
неловко привалясь боком к столу, и говорили, говорили, и она очень много
знала о жизни, старая женщина с благодетельным уменьем слушать.
За поворотом коридора сидел на диване фокусник, и жена что-то быстро
шептала ему. Человеку с жесткими седыми волосами предстояло в пятьдесят
начинать сначала, потому что теперь он уже сможет не прятаться в раковину
обиды и несчастья, но сейчас он хотел, наверное, как-нибудь растянуть
время, чтобы завтра пришло попозже и можно было подумать.
Он что-то отнял у меня, этот мальчишка-блондин, а может быть, подарил.
И еще что-то говорил журналист. Но что?
Я сел и записал абсолютно все - по порядку, в точности, как
происходило. И теперь прочту сначала...