"Владимир Губарев. Утро космоса: Королев и Гагарин (fb2) " - читать интересную книгу автора (Губарев Владимир Степанович)

ОКТЯБРЬ 1957

А у курсанта Юрия Гагарина – неприятность. На за­чете по теории авиационных двигателей он получил тройку.

«Пять дней провел за учебниками, – вспоминал Юрий Алексеевич, – никуда не выходил из училища и на шестой день отправился на пересдачу зачета. Препо­даватель спрашивал много и строго. Обыкновенно при повторном экзамене выше четверки не ставят. На этот раз неписаное правило было нарушено, и мне поставили «пять». На душе стало легче».

В октябре 1957 года он ждал присвоения офицерско­го звания.

Гагарин любил летать. Первое время при посадке бы­ло трудновато: рост все-таки невелик – ориентировать­ся трудно. И курсант Гагарин брал в пилотскую кабину специальную подушечку… Сколько нареканий было из-за этого самого роста! И первым над собой подшучивал сам Юрий.

О запуске спутника узнали на аэродроме – там кур­санты проводили целые дни, даже если не было полетов. Вечером в ленинской комнате долго спорили, как поле­тит в космос первый человек.

– Мы пробовали нарисовать будущий космический корабль, – рассказывал Юрий Гагарин. – Он виделся то ракетой, то шаром, то диском, то ромбом. Каждый дополнял этот карандашный набросок своими предпо­ложениями, почерпнутыми из книг научных фантастов. А я, делая зарисовки этого корабля у себя в тетради, вновь почувствовал уже знакомое мне, какое-то болез­ненное и еще неосознанное томление, все ту же тягу в космос, о которой боялся признаться самому себе.

Этот рисунок Гагарина, к сожалению, не сохранился.


Королев шел чуть впереди, молчал.

– Традиция рождается, – заметил Пилюгин, – уже второй раз так провожаем ракету. Скоро хочешь не хо­чешь, а надо будет ночами разгуливать по степи…

Сергей Павлович не ответил. Даже не улыбнулся, а лишь кивнул, мол, наверное, так и будет. Свет прожек­торов, высвечивающий лицо Королева, спрятал морщи­ны, его усталые глаза, и из-за этого Главный конструк­тор казался моложе своих пятидесяти. Чувствовал Ко­ролев себя неважно, грипповал, но в эти месяцы он не имел права болеть. Много лет спустя Сергей Павлович признается: «Когда прошла команда «Подъем!», мне по­чудилось, что ракета качнулась. Такие секунды укорачи­вают жизнь конструктора на годы…»

За спиной Королева угадывались контуры носителя. Хотя и в монтажно-испытательном корпусе, в МИКе, ра­кета выглядела внушительно, но в ночной темноте она заслоняла небо, казалась гораздо больше. Королев ино­гда оборачивался, словно проверяя, здесь ли она еще?

Ракета и спутник. Пока они еще на Земле…

На последней проверке присутствовали члены Госу­дарственной комиссии. Спутник раскинул свои антенны, и по монтажно-испытательному корпусу разнеслось «бип-бип-бип-бип». Спутник «говорил» в полной тишине, и эти звуки, чистые и непривычные, почему-то удивили всех. Потом антенны были сложены, спутник пристыко­вали к носителю и спрятали под обтекателем. Теперь он там, в конце громады, медленно плывущей к стартовой площадке.

Этой ночью им можно было бы и не приезжать к МИКу. Стартовая команда справилась бы сама и без них – конструкторов, ученых, членов Госкомиссии. Да и что особенного в вывозе ракеты? Дело ясное. Но нет, не могли спать в эту ночь ни Королев, ни Пилюгин, ни Глушко, ни другие главные – никто. Идут по шпалам, провожают носитель со спутником к стартовой.

Королев шагает впереди. И теперь, когда минуло много лет с той ночи 3 октября, можно с уверенностью сказать: первые шаги на пути к космосу не могли быть без него.

Королев будет шагать по этим шпалам, провожая в космос Лайку и корабли-спутники, первые ракеты к Лу­не и «Восток», автоматические станции к Марсу и Ве­нере и многоместные корабли.

Эту дорогу по степи, что отделяет МИК от старта, он пройдет вместе со своими соратниками, друзьями, космонавтами. А когда Королева не станет, новые ракеты, корабли и орбитальные станции будут провожать новые главные конструкторы – сподвижники и ученики Сергея Павловича.

Мы уже не узнаем, о чем думал Королев в те мину­ты. Может быть, он размышлял о том, что будет за первым спутником, как станет развиваться космонавти­ка, о полетах человека. Многое, что произойдет в кос­мосе в грядущие годы, в том числе и отделяющие 4 ок­тября 1957 года от 12 апреля 61-го, Королев предвидел. Он не умел жить сегодняшним днем, не имел на это права. Потому что волею партии стал Главным кон­структором ракетно-космической техники, и на нем ле­жала ответственность за будущее космонавтики. Он при­нял ее на себя задолго до этой ночи…


Келдыш опоздал на двадцать минут.

– Меня задержали в Центральном Комитете, – из­винился он, – нас просят по возможности ускорить ра­боты.

– К сожалению, Петр Леонидович не дождался, – заметил кто-то.

– Он пунктуальный человек, – ответил Келдыш, – и более пяти минут никогда не ждет. Кстати, хорошая привычка. А я еще раз прошу извинения. Академика Капицу я проинформирую о нашем совещании.

В кабинете собрались виднейшие советские ученые. Пока многие из них не знали, о чем пойдет речь. Пер­вым выступал Михаил Клавдиевич Тихонравов.

– Нам предстоит решить несколько проблем, с кото­рыми наука еще не сталкивалась, – начал он, – и, хотя Циолковский, а затем эксперименты в 30-х годах, прерванные войной, в определенной степени наметили пути их решения, многое, слишком многое неясно…

«Спутник» – впервые прозвучало это слово. И оно не произвело особого впечатления на присутствующих, его восприняли так, будто речь идет о новом научном при­боре. Тем более что Михаил Клавдиевич начал расска­зывать об основных конструкторских идеях, о «начинке» этого аппарата, об агрегатах, необходимых для нор­мальной работы спутника, о том, что научную аппарату­ру, помещенную на объекте, следует стыковать с теле­метрией… Впрочем, Тихонравов по реакции некоторых присутствующих понял, что термин «телеметрия» сле­дует пояснить, и он подробно и терпеливо объяснял, каким образом информация поступает со спутника на Землю и как она должна расшифровываться.

Как это обычно случалось с ним, Михаил Клавдиевич увлекся, и его сообщение уже стало мало походить на научный доклад, а скорее на фантазирование – по крайней мере так многим показалось. И это тоже было очень интересно, потому что Тихонравов умел говорить образно и нестандартно.

– Я знаю, как волнует старт ракеты, и глубоко убежден: если увидишь его хотя бы раз, то никогда не забудешь и будешь мечтать о новом старте… – говорил он, и все присутствующие, хотя многие из них видели ракету лишь на рисунках в книгах Циолковского, согласились, что старт ракеты – это действительно красивое зрелище.

Все-таки умел собирать вокруг себя интересных лю­дей Королев! Тихонравов уже давно работал в его КБ, и, зная пристрастие Михаила Клавдиевича к внеземным делам – еще в конце сороковых годов он выдвинул ряд интересных проектов, в том числе полет человека на стратосферной ракете, – Сергей Павлович поручил его отделу проектные дела по спутникам.

В кабинет вошел Абрам Федорович Иоффе. На это совещание он был приглашен из Ленинграда. Как всег­да, на лице у ученого добрая улыбка, которая сразу располагала к себе. Иоффе сел и начал внимательно слушать докладчика.

Речь зашла о холодильных установках и источниках питания, которые надо установить на борту спутника. Абрам Федорович вмешался:

– Холодильные установки – это слишком громозд­ко для таких нежных объектов. – Иоффе говорил тихо, будто размышляя вслух. – А вот солнечные батареи – это интересно. Наверное, следует подключить ленин­градцев из института полупроводников и группу Викто­ра Сергеевича Вавилова, что работает в ФИАНе.

Келдыш тут же набрал номер телефона члена-кор­респондента АН СССР Б. М. Вула (в будущем ака­демика), за несколько минут обрисовал проблему.

– Подключим физиков, которые этим занимаются. Идея действительно очень интересна и перспективна, – откликнулся Вул.


Небольшое отступление. Именно сотрудники ФИАНа вложили очень много труда в создание первых солнечных батарей для спутников Земли. А ведь нужно было объединить усилия нескольких институтов, привлечь промышленность, получить чистый кремний. И не было многомесячных переговоров, томов бумаг и писем, со­гласований по всевозможным инстанциям и тому подоб­ное, что часто встречается в научных учреждениях се­годня. И не только в научных. Достаточно было одного телефонного звонка, беседы двух людей, уважающих друг друга и понимающих, что они выполняют нужную и чрезвычайно важную для страны работу.

Уже на третьем искусственном спутнике Земли были установлены солнечные батареи, чье рождение началось с разговора по телефону Келдыша и Вула.


Совещание продолжалось. Стенограмма его не ве­лась. В том не было необходимости, потому что Мсти­слав Всеволодович на этот раз ждал от коллег по Ака­демии наук не каких-то конкретных решений и предло­жений (хотя они и поступали), – ему надо было опре­делить масштабы будущей программы освоения космо­са, главные направления исследований.

Впрочем, жаль, что нет стенограммы. Участники со­вещания вспоминают, что идеи многих экспериментов рождались именно на этом совещании, – через несколь­ко лет они были реализованы на спутниках Земли, а не­которые из ученых, приглашенных М. В. Келдышем, «переквалифицировались» – до нынешнего дня они пре­даны космосу, хотя до этой встречи и не собирались оставлять свои сугубо «земные» отрасли.

В заключение совещания выступил Мстислав Всево­лодович.

– Итоги подводить не буду, – сказал он. – Я не ошибусь, если отмечу: мы пришли к общему выводу, что в развитие исследований со спутников Земли могут вне­сти вклад очень многие институты, а следовательно, на­ша задача – заинтересовать их, а также отдельных ученых в наших программах. Я надеюсь и на содействие всех присутствующих…

После совещания Келдыш задержал своих сотруд­ников.

– Завтра утром необходимо разослать письма ака­демикам и членам-корреспондентам – мы должны из­учить их предложения, а также пригласить всех, кто необходим для создания магнитометра и прибора для изучения космических лучей, – неожиданно Мстислав Всеволодович улыбнулся, – в общем, дорогие товари­щи, придется нам поработать без отдыха…

– И как долго? – шутливо спросил один из сотруд­ников.

– Для начала годика полтора-два. – Келдыш уже не улыбался. – А потом не знаю… Слишком большое дело начинаем, сейчас даже трудно предвидеть все по­следствия…

В тот же вечер Келдыш и Королев встретились в академии, чтобы наметить совместную работу на бли­жайшие месяц-два. Договорились, что осенью можно бу­дет входить в Центральный Комитет партии и прави­тельство с конкретными предложениями по созданию научной аппаратуры для спутников Земли. В этом доку­менте уже должны быть конкретные организации и фа­милии ученых, которые разрабатывают нужные при­боры.


Еще одно отступление. Через 15 лет, когда уже не стало Сергея Павловича Королева, я попросил прези­дента Академии наук СССР М. В. Келдыша рассказать о тех событиях лета 1955 года, когда начала формиро­ваться научная программа исследований космоса. «Шла нормальная работа, – ответил академик, – ну а итоги ее известны…» Келдыш не любил говорить о себе. И только иногда, на космодроме или в Центре дальней космической связи, когда выпадало несколько свобод­ных часов, он вспоминал о прошлом. Однажды мне по­счастливилось услышать его рассказ о «прологе к спут­нику», как он сам выразился. Одну фразу я запомнил на всю жизнь. «Это было прекрасное время, потому что мы были молоды и даже космос не страшил нас», – ска­зал Мстислав Всеволодович. И слышалась в его словах грусть, и непривычно было видеть Келдыша таким.


Однажды многие крупные ученые страны получили письмо. «Как можно использовать космос?» – вопрос некоторых поставил в тупик. И поэтому ответы пришли разные:

«Фантастикой не увлекаюсь…»

«Думаю, что это произойдет через несколько десяти­летий, и наши дети и внуки смогут сказать точнее…»

«Давайте научимся летать сначала в стратосфере…»

Но большинство ответов было иным.

«Можно провести уникальные эксперименты в раз­ных областях астрономии…»

«Бесспорный интерес представит изучение всевоз­можных частиц и излучений».

«Если в любой отрасли знания открываются возмож­ности проникнуть в новую, девственную область иссле­дования, то это надо обязательно сделать, так как исто­рия науки учит, что проникновение в новые области, как правило, и ведет к открытию тех важнейших явлений природы, которые наиболее значительно расширяют пути развития человеческой культуры», – высказал мнение академик П. Л. Капица.

И хотя ответы были очень пестрыми, а некоторые идеи и предложения выглядели невероятно сложными и почти неосуществимыми, тем не менее каждый из них помог выработать четкую программу работ в космосе.


Для многих из тех, кто провожал 4 октября в космос первый спутник, его старт начался именно летом 55-го. В конструкторском бюро С. П. Королева создается мощ­ная ракета-носитель, первая партия изыскателей выле­тает в Казахстан, где выбирает место для строитель­ства космодрома, а в Академию наук СССР приглаша­ются специалисты из различных институтов. Это были уже рабочие совещания, и в них самое активное участие принимал М. К. Тихонравов.

Для создания одного прибора требовалось объеди­нить НИИ и КБ, предприятия и лаборатории. Многие из тех, кто в течение последующих 25 лет будет рабо­тать вместе, впервые знакомятся в стенах академии.

В ноябре из Академии наук в ЦК КПСС и Совет Министров СССР ушло письмо, в котором была изло­жена четкая программа научных исследований в космо­се. В январе 1956 года появилась «Специальная комис­сия по объекту «Д». Ее возглавил М. В. Келдыш, заме­стителями были назначены С. П. Королев и М. К. Тихо­нравов, ученым секретарем Г. А. Скуридин.

Объект «Д» – это искусственный спутник Земли.


…И маститые ученые сели за парты. Академики вни­мательно прислушивались к тому, о чем рассказывали посланцы Королева. Инженеры из его конструкторского бюро читали лекции о ракетной технике, о проектирова­нии и компоновке спутников, об устройстве тех или иных систем.

А затем они сами становились слушателями, потому что ученые теперь уже им рассказывали о том, как луч­ше изучать космические лучи и магнитные поля, верх­нюю атмосферу и Солнце.

Потом все вместе склонялись над чертежами и «со­стыковывали» науку с техникой, ведь для каждого изме­рительного прибора нужно определенное число каналов телеметрии, а разъемы и штеккеры должны быть об­щими.

«Космический университет» действовал долго, по су­ти, он работает и сегодня – те принципы взаимодей­ствия, что родились в канун запуска первого спутника, оказались эффективными и в конце концов превратились в аксиомы. Сейчас любой новый проект, в том числе и международный, начинается именно со стыковки науч­ных проблем и систем космического аппарата. Это азы проектирования, но в 55-м они только создавались.

Пожалуй, именно в это время впервые проявилась черта Сергея Павловича Королева, которая удивляла многих. Казалось бы, зачем Главному конструктору ин­тересоваться научными приборами, мол, его задача сде­лать ракету и сам аппарат. А за «начинку» пусть отве­чают те, кому это положено… Но СП не мог иначе, его интересовало буквально все. Он всегда считал себя от­ветственным за эксперимент в целом, за всю программу работ в космосе. Не хотел, да и не умел он делить на «свое» и «чужое», хотя собственных забот по созданию ракеты-носителя у Королева хватало. Но была под­держка, которую он ощущал всегда.

– Стиль работы, сама идея и возможность оказать­ся первыми в космосе, – говорит один из соратников Келдыша и Королева, – настолько завладела людьми, что все работали самоотверженно. Больше всего боя­лись, что, к примеру, Сергей Павлович скажет: «В суб­боту или воскресенье вы можете отдыхать». Это означа­ло, что вы ему больше не нужны… И шутка тогда роди­лась. При поступлении в КБ молодой инженер спраши­вает начальника отдела кадров: «А скажите, когда у вас начинается и заканчивается рабочий день?» Тот отве­чает: «Работаем от гимна до гимна…» Я прочитал в одной книге воспоминаний такие слова: «Мы были пленниками своего долга». По-моему, сказано точно. Это был долг перед партией, народом, Родиной.


События торопили Королева. Давно уже время Главного конструктора было спрессовано до предела: свет в его кабинете горел далеко за полночь, а на ра­боту он приезжал одним из первых. И в этой круговер­ти совещаний, встреч с проектантами и конструкторами, переговоров со смежниками и специалистами из Акаде­мии наук, которые начали работу над «начинкой» спут­ника, казалось бы, у Сергея Павловича не было воз­можности взглянуть на происходящее как бы со сторо­ны. Он был в центре событий, точнее, их эпицентром… Но взгляд такой был нужен – требовался четкий ана­лиз ситуации. Ведь американцы могут опередить. Они готовились к запуску «Авангарда» – даже название спутника подтверждало, что приоритет в космосе будет за ними.

Королев прекрасно понимал, что этого допустить нельзя. Ему было ясно, что в США нет таких ракет, ко­торые создаются у нас. Более того, «американе» (как говорил Королев) не способны запустить аппарат, вес которого превышал бы десять-пятнадцать килограммов. Значит, они форсируют работы с единственной целью – стать первыми.

– Они делают не «Авангард», а апельсин, – пошу­тил как-то Сергей Павлович, – никакого сравнения с нашим «объектом Д» он не выдерживает, но это не может быть оправданием, если мы окажемся вторыми.

Однако разработка научной аппаратуры для тяже­лого спутника затягивалась. Слишком сложны были проблемы, с которыми столкнулись ученые, – и это было объяснимо, так как все или почти все делалось впервые. И тогда Сергей Павлович Королев входит в правитель­ство с предложением создать «простейший» искусствен­ный спутник Земли – ПС-1. Это и был первый искус­ственный спутник Земли, который стартовал 4 октября 1957 года.

Впрочем, до старта еще было очень далеко.

«В сентябре 1956 года. США сделали попытку запус­тить на базе Патрик, штат Флорида, трехступенчатую ракету и на ней спутник, сохраняя это в секрете, – пи­шет в ЦК КПСС и Совет Министров СССР Сергейник, и третья ступень их ракеты, по-видимому, с шаро­видным контейнером пролетела около 3000 миль, или примерно 4800 км, о чем они объявили после этого в печати как о выдающемся национальном рекорде и под­черкнули при этом, что американские ракеты летают дальше и выше всех ракет в мире, в том числе и совет­ских ракет. По отдельным сведениям, имеющимся в пе­чати, США готовятся в ближайшие месяцы к новым попыткам запуска искусственного спутника Земли, желая, очевидно, любой ценой добиться приоритета… Докладывая о современном состоянии вопроса о воз­можности запуска в ближайшее время искусственного спутника Земли в СССР и в США, просим одобрить следующие предложения:

1. Промышленным министерствам по сложившейся кооперации с участием Академии наук СССР подгото­вить две ракеты в варианте искусственного спутника Земли к запуску в апреле – июне 1957 г.

2. Организовать авторитетную координационную междуведомственную комиссию для руководства всеми работами по первым двум запускам искусственного спутника Земли в СССР…»

Центральный Комитет партии, правительство под­держали Сергея Павловича, хотя не было еще ни раке­ты, ни спутников, ни космодрома, откуда эти спутники должны были стартовать.

Риск? Безусловно… Но была глубокая уверенность, что тысячи людей будут работать самоотверженно, что­бы выполнить задание Родины. Была уверенность в та­ланте конструкторов, в мастерстве рабочих, в строите­лях, которые в суровых степях Казахстана создавали Байконур.

Наконец была полная уверенность в Сергее Павло­виче Королеве, Мстиславе Всеволодовиче Келдыше и других руководителях, которым была доверена столь трудная и ответственная задача. В их таланте, в их организаторских способностях.

Константин Петрович Феоктистов говорит о своем Главном конструкторе:

– Он умел выделить главное именно на сегодняшний день и смело отложить то, что главным станет лишь завтра. И это не противоречило его постоянным размыш­лениям о перспективе, нацеленности на будущее. Коро­лев обладал редкой способностью собирать вокруг себя одаренных конструкторов и производственников, увлекать их за собой, организовывать их дружную работу, причем умел не давать разрастаться в конфликты вся­кого рода трениям, неизбежным в напряженной, дина­мичной работе.

Сейчас главным для Королева стало создание спут­ника, первого в истории человечества.


В своих научных трудах, в докладах на конферен­циях, в служебных записках и в беседах с соратниками чаще всего Сергей Павлович размышлял о создании ра­кеты, на которой полетит человек. Еще в 1934 году он пишет об этом. А когда новая мощная ракета уже нача­ла изготовляться в металле, он говорит о таком полете все чаще… Но в месяцы, предшествующие запуску спут­ника, Королев упоминает лишь о нем. Это главное на нынешнем этапе, хотя в его конструкторском бюро про­ектанты по заданию Королева и начинают прорабаты­вать варианты будущего «Востока». Но их черед придет позже, а сейчас – только спутник!

В творческом наследии академика С. П. Королева, часть которого была опубликована, есть целый ряд до­кументов, позволяющих проследить «вывод спутника на орбиту».

1954 год. Член-корреспондент АН СССР С. П. Коро­лев в отчете о научной деятельности, представленном в Отделение технических наук АН СССР, пишет: «Прин­ципиально возможно при посредстве ракетных летатель­ных аппаратов осуществить полеты на неограниченные дальности, практически со сколь угодно большими ско­ростями движения, на беспредельно большие высоты. В настоящее время все более близким и реальным ка­жется создание искусственного спутника Земли и ра­кетного корабля для полетов человека на большие вы­соты и для исследования межпланетного простран­ства…»

1955 год. Строки из очередного отчета в Академию наук: «В истекшем году были начаты работы по даль­нейшему исследованию высоких слоев атмосферы до вы­сот 200—500 км по заданиям в основном институтов АН СССР и других организаций. Эти работы носили в основном исследовательский и проектный характер. В конце 1955 г. были начаты исследовательские работы и подготовлены общие соображения в связи с созданием искусственного спутника Земли…»

1956 год. С. П. Королев выступает на Всесоюзной конференции по ракетным исследованиям верхних слоев атмосферы. Он, в частности, говорит: «Мне хочется вос­пользоваться приятной возможностью отметить работу научно-исследовательских организаций и конструктор­ских бюро промышленности, которые внесли большой творческий вклад в испытания и отработку ракет для вы­сотных исследований. Я имею в виду конструкторские научно-исследовательские коллективы, работавшие под руководством главных конструкторов Н. А. Пилюгина, В. П. Глушко и других. Мне хотелось бы также побла­годарить здесь работников нашего конструкторского бю­ро, которые работали по этой тематике. Несколько теп­лых слов благодарности я хотел бы сказать в адрес товарищей, производивших пуски ракет. Чрезвычайно интересным вопросом является вопрос наших дальней­ших перспектив. Несомненно, участники нашей конфе­ренции интересуются, а что же мы будем делать дальше, какие есть технические возможности расширить наши исследования высоких слоев атмосферы и каким мери­лом во времени и в наших возможностях можно изме­рить реальность того, что может быть положено в осно­ву этих работ? На этот вопрос можно ответить довольно коротко и просто: в соответствии с имеющимися на этот счет решениями – это задача освоения высоты порядка 500 км…»


«Просим разрешить подготовку и проведение проб­ных пусков двух ракет, приспособленных в варианте ИСЗ в период апрель—июнь 1957 года, до официально­го начала международного геофизического года, – пи­сал в ЦК КПСС и Совет Министров СССР С. П. Коро­лев. – Ракету путем некоторых переделок можно при­способить для пуска варианта ИСЗ, имеющего неболь­шой полезный груз в виде приборов весом около 25 кг.

Таким образом, на орбиту ИСЗ вокруг Земли на вы­соте 225—500 км от поверхности Земли можно запустить центральный блок ракеты весом 7700 кг и отделяющий­ся шаровидный контейнер собственно спутника диамет­ром около 450 мм и весом 40—50 кг.

В числе приборов на спутнике может быть установ­лена специальная коротковолновая передающая станция с источником питания из расчета на 7—10 суток действия.

…Разрабатывается ИСЗ весом около 1200 кг, куда входит большое количество разнообразной аппаратуры для научных исследований, подопытные животные и т. д. Первый запуск этого спутника установлен в 1957 году и, учитывая большую сложность, может быть произведен в конце 1957 года…»

Вечером к Главному конструктору пришли проектан­ты. Они показывали варианты первого спутника – «пээсика», как нежно называли его в КБ.

– Не годится, – коротко сказал Королев, едва гля­нув на чертежи, – спутник должен быть шарообраз­ным…

Он не стал ничего объяснять. И проектантам показа­лось, что «шеф чудит», – так, по крайней мере, они рас­сказывали коллегам. Ведь форма для аппарата, находя­щегося в космическом полете, не имеет никакого значе­ния!

И только после запуска спутника все поняли, на­сколько опять-таки был прав Сергей Павлович! Спутник стал символом – крохотной рукотворной Землей, и внешне он должен был на нее походить!


В конце весны 57-го года Сергей Павлович выехал на Байконур. Строители рапортовали: к празднику 1 Мая завершен стартовый комплекс. Началась подготовка к пуску первой межконтинентальной ракеты. В конце ав­густа Королев вернулся в Москву.


Делегация ученых, возглавляемая Л. И. Седовым, вылетела на конгресс Международной астронавтической федерации в Копенгаген. Всех его участников ждал сюр­приз: американская делегация привезла письмо прези­дента США, в котором тот сообщал, что в 1957—1958 го­дах в США будет осуществлен запуск искусственного спутника Земли. Как и ожидали американцы, «супербом­ба» взорвалась – сенсационное сообщение было переда­но из Копенгагена всеми агентствами.

На пресс-конференции Леонида Ивановича Седова засыпали вопросами. Один из них возмутил академика: «Господин Седов, легенды ходят о «русской тройке», но сможет ли она вывезти вас в космос хотя бы через сто лет?»

Седов вспыхнул, резко встал.

– Я бы с большим уважением относился к народу, который спас Европу от фашизма, – сказал Леонид Иванович. – Мне кажется, что наступило время, когда можно направить совместные усилия на создание искус­ственного спутника и переключить военный потенциал на мирные и благородные цели развития космических полетов. Наша страна готова к такой работе.


В сентябрьском номере «Вестника Академии наук СССР» была напечатана большая статья «Современные проблемы космических полетов». В ней, в частности, го­ворилось:

«…Нет сомнения, что развитие этой многогранной проблемы будет проходить тем успешнее, чем слажен­нее будут работать представители различных отраслей науки и техники, чем рациональнее будут расходоваться усилия ученых, чем яснее будут определены стоящие перед ними задачи. В связи с этим для координации на­учных работ по овладению космическим пространством… создана постоянная междуведомственная комиссия, в со­став которой входят многие крупнейшие ученые нашей страны.

…Некоторые ученые считают, что создание искус­ственного спутника Земли откроет новые перспективы и для решения многих крупных народнохозяйственных за­дач. К числу последних относят возможность использо­вания спутника для наблюдения за общим движением облаков в атмосфере и льдов в Ледовитом океане, что позволит точнее прогнозировать погоду и условия север­ного судоходства, возможность использования спутника для ретрансляции телепередач и для решения ряда дру­гих специальных вопросов радиосвязи».


Август 1957 года. Запуск межконтинентальной раке­ты. Ее головная часть падает в расчетном районе Тихого океана. Сообщение ТАСС встречается за океаном с не­доверием: специалисты-ракетчики утверждают, что за столь короткий промежуток времени, отделяющий нашу страну от войны, невозможно создать такую совершен­ную и сложную конструкцию, как межконтинентальная ракета. Тем более что все крупные специалисты по ра­кетам из Германии находятся в США, Вернер фон Браун совсем недавно заявил, что «русские далеко по­зади…».

Новая ракета унесет спутник, она не только откроет космическую эру, но и умерит пыл поборников «холод­ной войны» – они убедятся, что в СССР созданы мощ­ные носители.


Колонный зал Дома союзов. На сцене большой порт­рет К. Э. Циолковского. Академия наук СССР отмечает 100-летие со дня рождения ученого. На трибуну поднима­ется член-корреспондент АН СССР С. П. Королев. В его докладе «О практическом значении научных и техничес­ких предложений Циолковского в области ракетной тех­ники» звучат такие слова: «В ближайшее время с науч­ными целями в СССР и США будут произведены первые пробные пуски искусственных спутников Земли».

Ученый волнуется. После этой фразы он на секунду замолкает, словно ожидая аплодисментов. Но зал мол­чит. Лишь несколько человек знают: пуск уже утверж­ден, и завтра докладчик должен вылететь в Казахстан.

Как ни странно, но мало кто обратил внимание на эти слова, хотя 17 сентября они были напечатаны в «Правде». Перед публикацией М. В. Келдыш и С. П. Королев просмотрели статью, внесли корректи­вы – они уже четко знали, что надо в первую очередь делать вне Земли.

Они думали и о первом полете человека. Но вот что характерно: обсуждали трудности чисто технического характера. Конечно же, знали и о тех огромных сложно­стях, которые предстоит преодолеть первому космонав­ту. Но оба – Королев и Келдыш – не сомневались: среди молодых летчиков найдутся тысячи, которые смело пойдут на любой риск, даже если цена ему – жизнь…

До 4 октября оставалось две недели… Почему же так спокойно встретили сообщение о подготовке к пуску спутника ученые?

«Нам казалось, что Сергей Павлович говорит о дале­ком будущем, – признался позже один из участников заседания. – Слишком фантастичной выглядела сама возможность появления принципиально новой области науки…»

Вечером встречались во Внукове у газетного киоска. Королев, Келдыш, Воскресенский, Глушко, Пилюгин…

Летели, как обычно, ночью.

– Рабочее время надо беречь, – говорил Сергей Павлович.

Утром самолет приземлился на степном аэродроме. Несколько деревянных домиков, палатки, вагончики… «Космодром Байконур» – этим словам еще только суж­дено было родиться…


Он всегда торопился. Казалось, догадывался, что жизнь подарила всего 59 лет, и он дорожил каждой ее минутой. Работал, не зная выходных и отпусков, вникал в каждую мелочь вовсе не потому, что не доверял своим соратникам и сотрудникам, – просто не имел права че­го-то не знать: ведь он был Главным конструктором.

Но иногда этот стремительный бег в будущее, кото­рое он умел и видеть и приближать, вдруг становился незаметным – Сергей Павлович как бы останавливался, чтобы лучше осмотреться, а может быть, даже подумать о том, не сделал ли он ошибки, не свернул ли с избран­ного пути. Эти мгновения его жизни помнят все, кто был рядом.

Есть такая любительская фотография: Королев стоит у подножия ракеты и смотрит ввысь, на корабль, куда только что забрался экипаж. Он смотрит чуть сбоку – у Сергея Павловича была короткая шея, и оттого выра­жение лица Главного конструктора необычно: во взгляде чувствуется отрешенность и волнение, сомнение и страст­ное желание проникнуть в то будущее, что придет через полчаса, когда ракетные двигатели заработают во всю мощь. Рядом с громадой носителя человек выглядит ма­леньким, почти беспомощным, но стоит всмотреться в черты этого словно вырубленного из скалы лица, и начи­наешь понимать, насколько велика сила этого человека, которого за глаза, а иногда и впрямую коротко называ­ли СП. Кажется, его взгляд уже проложил дорогу в кос­мос той ракете, что должна взлететь.

Таким его запомнили. На всю жизнь, потому что СП вошел в нее сразу и навсегда, если уж любили его, то беспредельно…


Слишком велика была дистанция между Главным конструктором и рядовыми инженерами и техниками, поступившими на работу в конструкторское бюро С. П. Королева. Это много позже те самые «рядовые» станут прославленными космонавтами, героями, людьми, которыми мы, современники, гордимся. А в самом начале космической эры сияло имя их Главного конструктора, уже тогда он казался легендарной личностью (да и был ею!), но тем не менее нашлись-таки в его жизни минуты, когда он становился рядом с ними, помогал, советовался, беседовал. И эти мгновения они помнят до мельчайших подробностей. Время не стирает их из памяти, и сегодня они по-прежнему возвращаются к Сергею Павловичу, к своему Учителю, хотя некоторым из них уже больше лет, чем было тогда Королеву. Годы не щадят и космо­навтов, они не старят только тех, кого уже нет с нами…

Каким же помнят космонавты Королева? И что в ха­рактере Главного конструктора нравилось больше всего?

«Он был беспредельно предан своему делу!» – так ответил на мой вопрос дважды Герой Советского Союза Георгий Гречко. А потом космонавт рассказал о несколь­ких случаях, которые помогли ему сделать этот вывод.

Спутник уже собран. Начались заключительные испытания. И вдруг обнаружена течь электролита.

По распоряжению Королева испытатели разобрали объект. Королев стоит рядом, смотрит. И вдруг он уви­дел нечто необычное…

– Что это такое?! – закипел Сергей Павлович. – Откуда такая безответственность!

Испытатели не могли понять, что так возмутило Глав­ного. А Королев уже «бушевал».

Выяснилось, что Сергей Павлович увидел… некраси­вую пайку. Соединение было добротным, надежным, со­ответствовало техническим условиям, но выполнено было некрасиво, «грязновато», как говорят специалисты.

– Первый спутник, всего лишь первый спутник! – возмущался Королев, – а вы позволяете себе такую пайку!

– Но ее же никто не увидит, – заметил кто-то. Неосторожная фраза переполнила чашу терпения.

– А вы для кого работаете? Не для себя разве?! Вы­говор… Это у меня еще мягкий характер, а вообще-то за такое отношение к делу увольнять надо… – И еще долго Сергей Павлович не мог успокоиться. Даже много лет спустя он напоминал об этой злосчастной пайке.

В таблицу заправки носителя вкралась ошибка. Ра­боты были приостановлены, а на вершине ракеты ждал запуска третий искусственный спутник Земли.

– Под рукой не было электронной вычислительной машины, – говорит Георгий Гречко, – так что при­шлось вооружиться логарифмической линейкой и взять­ся за расчеты… Около часа ночи заходит в комнату Сергей Павлович. «Что делаешь?» – спрашивает. От­вечаю: «Заправку считаю». Он уже знал, что эту рабо­ту надо проводить на космодроме. «Иди спать, позд­но», – говорит СП. Я ему объясняю, что если пойду спать, то к утру не будет расчета. Королев внимательно посмотрел на меня, помолчал, а потом коротко бросил: «Тогда считай». И ушел. Потом несколько раз заходил, интересовался, как идут дела. И всю ночь тоже не спал…

Много лет прошло с тех пор, а до мельчайших по­дробностей помнит космонавт ту бессонную ночь Глав­ного конструктора, одну из очень многих.

Георгий Гречко находит в своем архиве фотогра­фию: ракета и космический корабль в степи между монтажно-испытательным корпусом и стартовой пло­щадкой. Дюзы ракетных двигателей горят в ярких лу­чах солнца…

– Это вывоз ракеты, – говорит космонавт, – есть в стороне от насыпи всего одна точка, откуда ракета и корабль выглядят столь величественно. Когда теперь бываю на космодроме, за вывозом носителя я смотрю только отсюда… Эта привычка идет от Сергея Павло­вича. Было так: раньше мы запускали небольшие ра­кеты – метеорологические, геофизические, и вот рож­дение гиганта, который начал космическую эру. Раке­та – самая большая в мире – появляется из совер­шенно невиданного до сих пор ангара… Такое раньше можно было увидеть разве только в фантастических фильмах. Конечно, мы, молодые инженеры, старались взглянуть в эти минуты на ракету. Шлагбаум – даль­ше не пускают. Мы на цыпочки поднимались, чтобы увидеть что-нибудь… Пять часов утра, рассвет… К со­жалению, ничего не видно. Вдруг рядом останавливает­ся машина, выходит Сергей Павлович. «Хотите вывоз посмотреть, ребята? – спрашивает и тут же распоря­жается: – Давайте ко мне в машину». Привез на это самое место. – Гречко показывает на снимок. – «От­сюда лучше всего видно, – сказал Королев, – если есть свободное время, я тут бываю…» Оставил нас и уехал… До сих пор я волнуюсь, когда вижу вывоз ра­кеты, ее установку и, конечно, старт. Не знаю, может, кто-то привык к этому, а я не могу. Для меня каждый запуск – событие.


Для многих из тех, кто 4 октября 1957 года был на Байконуре и видел, как уходил в небо первый искус­ственный спутник Земли, отсчет космической эры че­ловечества начинается со звуков горна, прозвучавшего за несколько минут до старта.

Неожиданно – это не предусматривал график под­готовки к пуску – на опустевшей стартовой площадке появился трубач. Он запрокинул голову, поднес к гу­бам горн.

Одним эти звуки напомнили о Первой Конной, о ми­нувшей войне, о прожитых годах.

Другим показалось, что горнист провозглашает бу­дущее, о котором так долго они мечтали и во имя которого они не щадили себя.

Ни перед одним из запусков, на которые столь бо­гаты минувшие годы, не появится на стартовой горнист. Он был здесь единственный раз, 4 октября 1957 года, соединив для людей, открывших космическую эпоху, прошлое с будущим.


У летчиков праздник. Товарищи по службе поздрав­ляли молодых – Юрия и Валентину Гагариных. Один из тостов прозвучал символически:

– Космического счастья вам, друзья!


В этот день шел праздничный правительственный прием. Были на нем и те ученые и конструкторы, кото­рые только что вернулись с Байконура. Звучали тосты.

– За полет человека! – предложил кто-то.

Королев нахмурился.

– Рано, – сказал он, – только начинаем путь в космос.


До старта Юрия Гагарина оставалось 3 года 5 ме­сяцев и 6 дней.