"А.Гротендик. Урожай и посевы" - читать интересную книгу автора

твоей работе и в жизни повседневной.
На протяжении Прогулки прежде всего будет обсуждаться вопрос
математического труда как такового. Напротив, в отношении контекста, в
котором сей труд имеет место, а также побуждений, которые вступают в игру во
время, свободное от непосредственной работы, я остаюсь практически нем. Тут
я рискую придать своей личности - или персоне математика, или ученого
вообще - облик, конечно, лестный, но искаженный. Жанр "страсти великой и
благородной", и без каких бы то ни было поправок. Все вместе в русле
текущего "Мифа о Науке" (попрошу "Н" заглавное!). Миф героический,
"прометеевский", река, в чьи воды уже столько веков очертя голову бросаются
писатели и ученые. Разве что некоторые историки, быть может, устояли перед
соблазном. Правда же заключается в том, что "в науке" среди мотивов, порой
побуждающих безрасчетно вкладывать все свои силы в работу, амбиции и
тщеславие играют роль столь же важную и почти универсальную, как и в любой
другой профессии. Это принимает формы более или менее грубые, подается более
или менее тонко, смотря по степени заинтересованности. Я нисколько не
претендую составить здесь исключение. Надеюсь, по прочтении моего
свидетельства{2} ни у кого не останется сомнений на этот счет.
Верно и то, что честолюбие самое ненасытное все же бессильно найти и
сформулировать минимально значимое утверждение в математике или его
доказать - совершенно так же, как, например, оно не может "разжечь желание"
(в подходящем смысле этого слова). Как у женщин, так и у мужчин то, что
"возбуждает страсть", не имеет ничего общего ни с амбицией, ни с желанием
блистать, ни со стремлением проявить свою потенцию, половую в данном
случае, - как раз напротив! Нет, это пронзительное ощущение чего-то
наделенного силой, весьма реального и в то же время хрупкого. Его можно
назвать "красотой" - но оно является в тысяче образов. Честолюбие не всегда
мешает воспринимать красоту. Но это заведомо не то, что делает нас чуткими к
ней...
Человек, который первым открыл и подчинил себе огонь, был в точности
таким же, как ты и я. И так же мало применимы к нему имена "героя",
"полубога" и прочие в том же роде. Разумеется, как ты и как я, он знавал
уколы тревоги и ядовитую сладость тщеславия, уносивший
их из памяти. Но в тот миг, когда он "познал" огонь, с ним не было ни
страха, ни тщеславия. Такова правда мифа героического. Этот миф становится
безвкусным и слащавым, когда мы используем его, чтобы скрыть от самих себя
другой аспект действительности - тоже существенный и тоже настоящий.
На страницах "РС" я намеревался обсудить оба аспекта - импульс к
познанию и страх вместе с этими пилюлями тщеславия. Думаю, что "понимаю",
или, по крайней мере, знаю этот импульс и его природу. (Если это ложная
уверенность - что же, я предвкушаю восхищение, с которым в один прекрасный
день увижу, как беспредельно я обманулся...) Но что до страха и тщеславия, и
тех коварных помех творчеству, которые ими чинятся, я знаю, наверное, что
далек от проникновения в суть их великой загадки. И не ведаю, посчастливится
ли мне заглянуть в ее тайные глубины за те годы, что осталось прожить...
С течением времени, пока писались "РС", два образа всплыли наружу,
чтобы представлять каждый из двух аспектов человеческой деятельности. Это
суть Ребенок (он же работник) и Хозяин. В "Прогулке", которая нам вот-вот
предстоит, говорится почти исключительно о "ребенке". И о нем же речь в
подзаголовке "Дитя и мать". Это название станет ясней, я надеюсь, во время