"Иржи Грошек. Большая реставрация обеда" - читать интересную книгу автора

Нерону по завещанию. "Да как же так, братец?! - воскликнет император. - Я
все сделал: справил суд, довел человека до самоубийства, а ты, хороший
такой, хочешь оттяпать у меня виллу?!" И посланники от Нерона будут
незамедлительно. Так называемые "хирурги", что помогали нерешительным
гражданам вскрыть себе вены. "Не можешь - научим! Не хочешь - заставим!"
Рекомендация Нерона: "Мы не должны казнить своих граждан, потому что
убить - значит простить!"
Что же случилось с Гаем Петронием Арбитром? А ничего особенного - он
впал в немилость и свел счеты с жизнью. Эка невидаль! Да сотни граждан были
вынуждены поступить аналогичным образом. И каких граждан! Философ Сенека,
поэт Лукан, оплот римской нравственности - Тразея Пет... Поглядывая с
вершины истории на древние беды, мы ужасаемся, но не очень. Две тысячи лет
человеческих гнусностей мешают нам сопереживать по-настоящему. Помилуй боже,
случались за это время и добродетельные поступки. Но кто же сейчас говорит о
добродетели? Мы повествуем об эпохе Нерона. И, с точки зрения античной
истории, эпизод с Петронием ничем не примечателен. Ну, был такой римский
деятель по имени Гай или Тит. Был принят в ближайшее окружение императора,
считался соратником Нерона по части развлечений и даже на этом поприще
сыскал себе славу "законодателя изящного вкуса"...
Мой неисторический дед любил полистать газеты сорокалетней давности,
списанные из городской библиотеки. Брал пожелтевшую от времени годовую
подшивку, читал и возмущался: "Эх, твою мать, посмотрите, что Розенкранц
делает!" А что ужасного мог вытворять Розенкранц на том свете?! "Он тридцать
лет как лежит в гробу! - сообщал я. - И только от воплей твоих -
переворачивается!" - "Так ему и надо! - злорадно ухмылялся мой дед. - Пусть
не думает, что можно приехать на ассамблею и выражаться подобным образом!" Я
уточнял, что ни на какие ассамблеи покойный Розенкранц уже не приедет. Но
дед, потрясая газетами, продолжал возмущаться, как будто история творилась
при его непосредственном участии. И в данной повести мы будем придерживаться
заразительной методологии моего деда...
Осенью 1482 года в Милане был опубликован текст, названный
"Сатириконом", принадлежащий перу некоего Петрония Арбитра. Итальянские
издатели предупреждали, что рукопись полностью не сохранилась и публикуется
"как есть". Этот фрагмент, словно "пожеванный крокодилами", еще в 1422 году
обнаружил Поджо Браччолини во время своего путешествия из Англии в Рим. Тот
самый Поджо, которого любезные потомки обвинили в подделке "Анналов"
Корнелия Тацита. Да-да! Тот самый Браччолини, что рылся по всем
книгохранилищам, куда его заносила судьба и специальные экспедиции в духе
плутовского романа. Большой знаток античной стилистики, Поджо Браччолини мог
сподобиться на исторический труд типа Тацитовой "Летописи" и на сатиру в
манере Петрония Арбитра, как, например, "Фацеции". В монашеской рясе, ради
удобства, наш Поджо Браччолини шарил, считай, по всем монастырским
библиотекам и в широкие рукава нередко запихивал предметы своих изысканий.
Ничто человеческое не было чуждо Поджо Браччолини, однако в подделке
"Сатирикона" его никто не обвинял.
Чуть позже, в Париже или Кельне, никто доподлинно не знает - где
именно, Поджо Браччолини обнаружил еще один фрагмент "Сатирикона", который
окрестил "Обедом Трималхиона". И в целом Литература обогатилась
"пятнадцатой", "шестнадцатой" и, возможно, "четырнадцатой" главой Великого
романа. Наиболее полное собрание фрагментов было опубликовано после 1650