"Ариадна Громова, Рафаил Нудельман "В Институте Времени идет расследование" [NF] (детс.)" - читать интересную книгу автора

холостой, одинокий и вполне свободно мог девушку к себе домой пригласить.
- Да, в общем-то все это не имеет существенного значения, - сказал
наконец Линьков. - Даже если Левицкий и собирался с кем-то встретиться,
встреча эта, видимо, не состоялась. Нет никаких доказательств, что
Левицкий вечером был не один в лаборатории. И вообще нет ни малейших
оснований предполагать убийство. Кто же мог бы уговорить Левицкого, чтобы
тот проглотил яд и улегся преспокойно на диван, не пытаясь позвать на
помощь? Вот в это уж действительно трудно поверить.
Конечно, Линьков был прав: убийство было так же невероятно, как и
несчастный случай. И все же...
- Как хотите, а не могу я в это поверить! - почти крикнул я. - Слишком
я хорошо знаю... знал Аркадия! Не стал бы он кончать самоубийством!
Линьков с сочувствием поглядел на меня, но промолчал.


На этом мы с Линьковым пока расстались. Он пошел по институту "выяснять
некоторые детали", а я направился к своей лаборатории, хоть меня ноги
отказывались туда нести.
Аркадия уже увезли, лаборатория была заперта, я открыл ее ключом,
который утром, еще ни о чем не зная, взял на проходной, с трудом шагнул
через порог и стал тут же у двери.
Комната была пуста, чиста, и всю ее пронизывало быстрое слепящее
трепетание солнечных бликов и теней листвы - видимо, ветер на улице
усилился. Я стоял и смотрел на диван, где недавно лежал Аркадий, и с места
сдвинуться не мог.
По коридору проходили люди, кое-кто останавливался, пробовал со мной
заговаривать, а я, не оборачиваясь, почти механически отвечал: "Нет, не
знаю... Ничего мне пока не известно... Ничего я не знаю и ничего не
понимаю..." Я вообще временами переставал понимать, где нахожусь и что со
мной творится.
Не знаю, сколько я простоял вот так, давая краткие интервью через
плечо. Наверно, не очень-то долго - Нина вряд ли особенно медлила. Я не
заметил, когда она появилась из-за поворота коридора, но почувствовал, что
ребята за моей спиной расступаются, отходят. Я обернулся и увидел Нину.
Она почти втолкнула меня в лабораторию и захлопнула дверь.
Нина немного побледнела, глаза у нее стали больше и блестели сильней.
Но ей это шло. Ей все идет - я уж к этому успел привыкнуть. У меня вид,
надо полагать, был довольно жалкий; Нина даже заморгала от сочувствия и
сказала, что она меня вполне понимает, но что надо держаться, ничего не
поделаешь и еще что-то в этом роде. И не очень внимательно слушал, потому
что с ней мне сразу стало гораздо легче, и я просто глядел на нее и будто
бы оттаивал, отогревался.
Нина так и не дождалась, пока я заговорю, и с оттенком нетерпения
сказала:
- Ну, Борька, ты что-то совсем уж... Держись, действительно! И
расскажи, о чем вы говорили со следователем.
- Да так, обо всяком, - пробормотал я, опять впадая в прострацию. - Он
спрашивал, что я думаю о причинах самоубийства, а я сказал, что вообще в
самоубийство не верю. Спросил, как положено, что я делал в этот вечер. Ну,
я, конечно, объяснил, что сидел в библиотеке до самого закрытия... - Тут я