"Идеальная пара" - читать интересную книгу автора (Шерри Томас)

Глава 28

8 сентября 1893 года

Нью-Йорк ошеломил Джиджи до дурноты.

Она, конечно, читала, что этот город стремится повторить славу Парижа, но не ожидала увидеть почти точную его копию. Некоторые кварталы, где высились постройки в неоклассическом стиле, а ажурные бордюры и карнизы украшали сказочные орнаменты, очень походили на улицы на правом берегу Сены. А одна церковь, встретившаяся ей по пути в отель, была очень похожа на собор Парижской Богоматери.

Маркиза шла, едва переводя дух, хотя двигалась со скоростью реформы, пробивающей себе дорогу в парламенте. Движение на улицах было очень оживленное, и со всех сторон доносились дробный стук копыт и скрип колес. А на одной из улиц даже дребезжал трамвай, катившийся по рельсам. Воздух был чище, чем в Лондоне, но над городом все равно висел характерный дух навоза и копоти, к которому примешивался непривычный запах сосисок с горчицей.

Джиджи с любопытством разглядывала все отели, витрины магазинов и особняки миллионеров, теснившиеся в конце Пятой-авеню. Оказавшись наконец на нужном перекрестке у нужного дома, она замерла в изумлении.

«Нет, должно быть, я ошиблась, – промелькнуло у нее. – Неужели это действительно дом Камдена?»

Лорд Тремейн, как истинный джентльмен, всегда отличался скромностью и сдержанностью. Но в смотревшем на маркизу роскошном особняке не было ни намека на скромность. Фасад был облицован жемчужно-серым мрамором, многоугольную крышу покрывал темно-синий шифер, а окна сверкали, как глаза прелестницы-кокетки на балу. Достаточно было лишь мельком взглянуть на этот дом, и сразу становилось ясно: его хозяин – человек очень богатый.

Джиджи не знала, как долго она смотрела на роскошный особняк. Точно такое же состояние у нее было, когда она впервые увидела Камдена обнаженным, – дыхание перехватило, а ноги от волнения так и подкашивались. Отправляясь в Нью-Йорк, она не подготовилась к такому повороту событий. И теперь, чтобы взять эту крепость, ей придется очень постараться, иначе подозрительный дворецкий не поверит, что она – леди Тремейн, а не какая-нибудь нищенка, нацелившаяся на хозяйское столовое серебро.

Однако дворецкий, отворивший дверь, узнал ее с первого взгляда. Отступив в сторону, он поклонился и произнес:

– Заходите, пожалуйста, миледи Тремейн.

Какое-то время Джиджи вглядывалась в лицо дворецкого – оно показалось ей знакомым. Да она видела его где-то, но где?..

В следующее мгновение Джиджи узнала стоявшего перед ней человека. И тотчас же щеки ее залила краска стыда.

– Беккет! – воскликнула она. – Ах, как же я тебя сразу не узнала?!

Когда коварный план Джиджи с треском провалился, пострадала не только она одна. Камден узнал об участии Беккета в ее мошеннической проделке, и поэтому поспешный отъезд дворецкого из «Двенадцати колонн» нисколько ее не удивил. Но как же так вышло, что теперь он начальствовал над прислугой в нью-йоркском доме Камдена?

– Беккет, а ты… – О чем, собственно, она собиралась его спросить? – Значит, ты теперь в Нью-Йорке?..

– Да, мэм, – почтительно ответил Беккет, принимая из ее рук зонтик. – Не изволите ли выпить чашечку превосходного ассамского чаю, пока будут заниматься вашим багажом?

Холл поражал великолепием, а от роскоши гостиной дух захватывало. Джиджи бывала в королевских дворцах, но даже там меблировка была поскромнее, а картин на стенах поменьше… Да каких картин! Казалось, кто-то перенес сюда часть огромной галереи Лувра. Но что же стало с любовью Камдена к невзрачным домам и творениям импрессионистов?

– У меня с собой нет багажа, – сказала маркиза. Немного помолчав, спросила: – А лорд Тремейн дома?

– Лорд Тремейн отправился на морскую прогулку в компании друзей, – ответил Беккет. – Он обещал вернуться к пяти часам пополудни, не позднее.

Джиджи с удивлением взглянула на дворецкого. Нет, они явно говорили о двух разных Тремейнах. Сначала особняк, где любительница пирожных Мария Антуанетта чувствовала бы себя как дома. А теперь вдруг выясняется, что всегда занятый делами предприниматель развлекается в самом разгаре рабочей недели.

– В таком случае я зайду как-нибудь в другой раз, – пробормотала Джиджи. Не могла же она сидеть в гостиной пять с лишним часов за чашкой чая! Это выглядело бы весьма странно.

– Лорд Тремейн сегодня дает званый обед, миледи. Прислать в гостиницу за вами карету?

Джиджи отрицательно покачала головой. Объясняться на глазах у толпы незнакомцев – нет, она совсем не так представляла их встречу.

– Я сама позабочусь об экипаже, если надумаю приехать.

– Как вам угодно, мэм.

– Тебе надо завести детей, – сказала Теодора.

Она стояла в премилом небесно-голубом платье у носового поручня «Ля фам» – сорокафутового парусника, которым Камден пользовался для отдыха, поскольку «Метресса» теперь предназначалась в основном для деловых поездок. За трепещущими ленточками шляпки Теодоры размеренно покачивался лес мачт – парусник Камдена окружало бесчисленное множество других.

Камден внимательно посмотрел на нее поверх тарелки с лимонными пирожными, которыми угощался на пару с Машей.

– А почему ты решила, что у меня их нет? – спросил он.

Теодора заморгала и залилась краской.

– Ох, прости, – пробормотала она.

Никаких детей у него, разумеется, не было: он никогда не забывал о мерах предосторожности. И зря он, наверное, поддался искушению и завел этот разговор. У бедняжки Теодоры всегда было плоховато с чувством юмора. Раньше он безмерно умилялся ее старательным попыткам разгадать смысл его шуток. Но тогда ему было всего пятнадцать.

– Прости, я неудачно пошутил, – сказал Камден. – Но ты права, мне действительно нужно завести ребенка. А еще лучше – нескольких детей.

– Но как? – спросила Маша. – Мама сказала, что вы с женой развелись. А как можно завести ребенка без жены?

– Маша!.. – возмущенно воскликнула Теодора; румянец на ее щеках стал еще гуще.

– Ничего страшного, – сказал Камден и повернулся к Маше.

Девочка унаследовала от отца грустные глаза и длинный нос, но за внешностью печальной русской мадонны скрывался дух во сто крат мятежнее, чем у дюжины матросов, получивших увольнительную на берег. – Моя дорогая Мария Алексеевна, вы очень проницательная юная леди. Я как раз бьюсь над этой проблемой. А что предлагаешь ты?

– Вы должны жениться еще раз, – уверенно ответила девочка.

– Но кто же согласится выйти за меня, Машенька? Ведь я очень-очень старый. Ужасно старый.

Маша хихикнула и, понизив голос, сообщила:

– Но мама еще старше, чем вы. Получается, что она тоже ужасно старая?

– Да, конечно. Только ей не говори, – шепотом ответил Камден.

– О чем вы шепчетесь? – спросила Теодора, которую на время обделили вниманием.

– Я как раз говорила дяде Камдену, что ему надо жениться на тебе, мамочка, – без запинки ответила Маша. – Тогда у тебя не останется времени меня ругать.

Прежде чем Теодора успела оправиться от изумления, Саша с кормы судна закричал:

– Маша, иди сюда! Я тут такое поймал!

Девочка стремглав бросилась к брату – помочь ему управиться с огромным уловом.

– Ох эта Маша… – пробормотала Теодора, – Чувствую, я с ней намучаюсь.

– Я бы не стал за нее беспокоиться, – возразил Камден. – Она не пропадет.

Теодора промолчала. Закрыв зонтик, она прижала его обеими руками к животу, а затем поставила на палубу наконечником вниз и принялась указательным пальцем выводить на ручке на первый взгляд беспорядочные узоры.

Но он-то знал, что Теодора, сама того не замечая, выписывала собственные мысли.

«Боже. Боже. Боже».

Она была растеряна и смущена – в этом она мало изменилась. Камден принялся за следующее пирожное.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я приехала в Нью-Йорк, потому что… потому что ты скоро станешь свободным человеком?

– А разве это не так?

Камден избегал разговоров о своем семейном положений. Но судя по тому, что сказала Маша, ее мать была прекрасно о нем осведомлена.

Теодора в отчаянии заломила руки: она не привыкла к такой откровенности с его стороны. Она смотрела на него, не произнося ни слова, и ее неправдоподобно огромные голубые глаза умоляли его войти в ее положение, догадаться, чего она хочет, и самому это предложить, чтобы ей ни словом не пришлось обмолвиться о своем желании.

Камден вздохнул. Теодора появилась в самое неподходящее время, когда ему очень хотелось побыть одному – либо в море, либо у себя в мастерской. Но он не желал огорчать детей и поэтому последние три недели устраивал им развлекательные экскурсии по городу. Однако у него не осталось больше ни сил, ни желания отгадывать «загадки» Теодоры. Если ей что-то от него нужно, – а ей явно что-то было нужно, – пусть не ломается, а скажет об этом прямо.

– Ты правда разводишься с леди Тремейн? – робко спросила она.

– Это она хочет развода, а значит, так тому и быть, – ответил он и сам удивился тому, как угрюмо прозвучал его голос. Сегодня утром пришло письмо от Аддлшоу: адвокат заверял его, что обручальное кольцо, которое Камден потребовал у Джиджи, вернется к нему в самом скором времени.

Зачем ему это кольцо?! Хватит и того, что ему каждый день приходится смотреть на проклятый рояль. Он ведь рассчитывал, что вместе с кольцом вернется Джиджи! Но его затея провалилась. Она выйдет за лорда Фредерика. А он? Он-то что будет делать?

– Тебе ведь понадобится другая жена? – Голос Теодоры понизился до такой степени, что он едва расслышал последнее слово.

Не нужна ему другая жена. Ему нужна та, которая у него уже есть.

– До этого еще далеко.

«Боже, помоги мне», – вывел ее палец на ручке зонтика. Да уж, Боже, помоги им всем.

Дети завопили от восторга, нарушив неловкое молчание.

– Смотрите, что у нас! Смотрите! – закричал Саша, подбегая к ним с полосатым окунем, в котором на вид было фунтов пять, не меньше.

– Замечательно! – воскликнул Камден, поднимаясь со стула, – Мне в твоем возрасте попадалась только мелочь.

Он снял трепетавшую рыбину с крючка и бросил ее в ведро с водой.

– Ну что, подать ее на обед с лимонным соусом?

– Обязательно! – безапелляционно заявил мальчик.

– Слушаюсь, сэр! – Подхватив Сашу на руки, Камден подбросил его в воздух и покружил на вытянутых руках.

– А я?! Меня тоже! Я помогала! – закричала Маша, протягивая руки к маркизу.

Камден и ее покружил, радуясь детскому смеху.

– Ну что, мои искусные рыболовы, поймаете еще одну, прежде чем мы отчалим?

Дети убежали, снова оставив его наедине с матерью. Тремейн открыл корзинку для пикника и принялся складывать туда остатки ленча – половину куриного пирога, нарезанный кусочками ростбиф, почти пустую миску с картофельным салатом и полдюжины лимонных пирожных.

Теодора встала рядом. Пристально глядя на него, тихо сказала:

– Я часто думала о прошлом, о Санкт-Петербурге. Помнишь, что ты мне тогда говорил?

– Я не забыл. – Он закрыл корзинку и уставился на плетеную крышку. – Но если честно, то я буду страдать из-за развода. Новой жене не достанется от меня ни капли любви и нежности, а я слишком тебя люблю, чтобы подвергать такому испытанию.

Ну вот, наконец он это признал. Развод опустошит его. Практически изничтожит. Он до смерти боялся часа, когда приходит почта, боялся любых писем от английских адвокатов, боялся возможной телеграммы от миссис Роуленд, которая с укором возвестит, что Джиджи совершила непоправимую глупость.

– Понимаю, – горестно поникла Теодора, точно ребенок, которому сказали, что в декабре не будет Рождества.

Камден привлек ее к себе.

– Но я все равно никогда тебя не оставлю. Если ты вдруг окажешься в беде, только дай мне знать. А если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, то я выращу близнецов как собственных детей. – Он поцеловал ее в висок. – Ты никогда не будешь знать забот – это мое слово остается в силе.

– Наверное… наверное, большего женщине и не надо, – медленно проговорила Теодора. Ее лицо просветлело. Застенчиво улыбнувшись, она поцеловала его в щеку. – Спасибо. Ты мой самый лучший друг.

Они постояли такс минуту, он – обвивая рукой ее талию, она – прижавшись щекой к его плечу. Камден вздохнул и грустно улыбнулся. Разве не смешно, что он стоит в обнимку с Теодорой на борту парусника, который опять неизвестно почему назвал в честь Джиджи: «Ля фам» – женщина, жена.

Но солнышко пригревало, а с моря дул прохладный ветерок. И хотя рядом не было его жены, день все равно был чудесный. Он тоже поцеловал Теодору в щеку.

– Ну что, поднимем паруса?

Первое, что увидела Джиджи, выйдя в пять часов из отеля «Уолдорф», был безлошадный экипаж – черная с малиновой отделкой машина, собранная в ходовой части из фаэтона, величественно громыхала по булыжной мостовой. У правившего ею ливрейного слуги был такой гордый вид, будто он восседал на козлах парадного экипажа самой королевы.

Его гордость, как в зеркале, отражалась на лицах двух пассажиров. Дети упивались восторгом и любопытством, написанными на тысячах лиц, которые поворачивались им вслед. Реакцию третьей пассажирки определить было сложнее, поскольку длинная вуаль на шляпке идеально скрывала ее черты до самого подбородка.

– Кому принадлежит этот автомобиль? – поинтересовалась Джиджи у швейцара.

– Английскому лорду, который живет в десяти кварталах отсюда, – ответил швейцар. – Говорят, он виконт.

– Нет, граф, – поправил другой швейцар. – А вон та дама – его возлюбленная, русская княгиня. Она теперь каждый день приезжает в его безлошадной карете.

Джиджи похолодела. В десяти кварталах от отеля «Вальдорф» жил Камден – она сегодня утром посчитала. И разве бывшая мисс фон Швеппенбург не вышла замуж за русского князя?

Пока Джиджи возилась с собственной, вуалью, автомобиль притормозил у дверей отеля. Пассажиры вышли.

Водитель открыл багажное отделение и достал оттуда тяжелое с виду ведро, которое дети тут же выхватили у него из рук, чем навлекли на себя упреки и предостережения на французском.

Водитель поклонился и сказал:

– Я подам экипаж к одиннадцати, ваша светлость.

– Да, спасибо, – ответила дама.

И это была она – бывшая мисс фон Швеппенбург, которая в одиннадцать часов вечера собиралась вернуться в дом Камдена с совершенно определенными целями.

Ведро передали швейцару, снабдив его указаниями для кухни, после чего великая княгиня Теодора и двое ее детей вошли в отель и скрылись в лифте.

Джиджи медленно добрела до угла вестибюля и опустилась в кресло. Нет, она не исключала возможности, что Камден уже завел любовницу и ей придется за него побороться. Она была готова вышвырнуть другую женщину (или женщин – во время трансатлантического плавания у нее было предостаточно времени это обдумать) из его постели, а если понадобится – то из его жизни.

Любую другую женщину.

Но что же ей делать теперь?