"Следы на воде" - читать интересную книгу автора (Кашин Владимир Леонидович)23Не только Дмитрию Ивановичу не спалось в эту ночь. Не спала и Настя, все ворошила свою жизнь, то и дело возвращаясь к тому дню, когда переступила порог загса. Платье на ней было белое как снег. Это запомнилось навсегда. Выкрав из родительского дома, Андрей несколько дней прятал ее у своих друзей в Белозерке и, только раздобыв платье и фату, повел в загс… Задремала лишь перед рассветом. Закрыла на какой-то миг глаза, тут же проснулась и испугалась, что опоздает к автобусу на Белозерку. Во сне время проходит и медленно, и быстро. Ночью тени удлиняются, полутонов нет — только черное да белое, и в тех контрастах рисовались она и он: она — белая Настя, он — черный Андрей, в том же черном костюме, в котором вел ее под венец. Стоило ей сомкнуть веки, как Андрей начинал смотреть на нее с такой любовью, таким нежным взглядом, что она млела от счастья. Этот взгляд согревал сладким теплом, размягчал душу и тело, делал ее невесомой, и она словно таяла от своего счастья, становилась белым-белым облачком и плыла в ясном небе… И тут же в следующий миг сердце ее сжималось от боли, потому что взгляд у Андрея уже был такой лютый, что ее пробирал мороз. А еще ей снилась Лизка, растрепанная как ведьма. Она протягивала к ней свои костлявые руки, слепила желтыми глазищами и, вцепившись в горло, душила… Свой сон Настя вспомнила, остановившись на минуту перед высоким светло-серым зданием Управления внутренних дел. И не только этот сон, но и утренний разговор с мужем, после которого решила поехать в Херсон. Она не знала, как подступиться к Андрею со своей горькой обидой. Скрепя сердце хотела добиться только одного: спасти мужа от тюрьмы. Старалась избежать скандала и все решить тихо. Хотя в душе в последнее время все перевернулось; думала, что никогда не вернется к ней чувство покоя и умиротворения: Андрей стал постылым. Но решила все перетерпеть. Не верила, что он умышленно убил дядьку Петра, хотя и не исключала несчастного случая. Главное, считала, обстоятельства могут сложиться так, что, зацепив человека своими шестернями за краешек полы, затянут его целиком. Безжалостные шестерни, как думала Настя, уже тащили Андрея. Спросила прямо: «Ты был в ту ночь на воде?» Его версия о поездке субботней ночью в Гопри с гостями начальника уже давно отпала. «Дежурил. А почему ты спрашиваешь?» «Значит, ты убил дядьку Петра?» «Я не убивал». «Но подозревают тебя». «Это еще пусть докажут». «И докажут. Ты не был в плавнях, а только расписался в журнале. Это я знаю. Но им ты ничего не докажешь…» «Я дежурил». Он избегал ее решительного взгляда, прятал глаза и не хотел продолжения разговора. «Я все знаю. Ты давно меня обманывал с этой Лизкой… — Настя едва сдержалась, чтобы не назвать ее так, как того просила душа. — Но если уж так, то пойди признайся. Это тебя спасет». «Мне признаваться не в чем». «Ты ночевал у нее, и она это подтвердит». Настя помнит, как оцепенел Андрей. Добавила: «Я была у нее…» Андрей молчал. Не возражал и не подтверждал. И еще сказала: «Твое единственное спасение: Лизка подтвердит, что ты был у нее всю ночь — с вечера до утра. Хотя, может, и не до утра…» «Я не убивал». «Что говорить… После разберемся. Не знаю, буду жить с тобой или нет. Но пока мы под одной крышей, Лизку оставь. И катится пусть из Лиманского!..» Настя невольно задумалась. Не замечала, что стоит посреди улицы. Резкий гудок и громкая брань водителя заставили вздрогнуть. Она оглянулась и испуганно кинулась к дверям Управления внутренних дел. Старшина у входа подозрительно посмотрел на нее. Настя передохнула и решительно поправила на голове газовую косыночку. Неожиданный испуг словно бы уничтожил все сомнения. Вынула из модной сумочки паспорт. — Мне к товарищу Келеберде. Старшина показал на окошко дежурного: — Возьмите пропуск. Он вас вызывал? — Нет. У меня к нему дело. — Тогда позвоните по телефону. — Старшина назвал номер. — Вам закажут пропуск. …Келеберда встретил гостью приветливо и дал возможность осмотреться в кабинете. Когда увидел, что она успокоилась, сказал, приглашая к разговору: — Я вас слушаю, Анастасия Васильевна. Настя набрала полную грудь воздуха и заговорила быстро, решительно: — Товарищ полковник… — Майор, — тихо поправил Келеберда. — Мне стыдно об этом рассказывать, но скажу правду: моего Андрея не было в ту ночь на дежурстве, когда убили Петра Чайкуна. Келеберда сделал вид, будто очень удивлен таким заявлением: — Как это — не было? И почему стыдно? — В журнале он записал, что выехал на дежурство… А сам… С языка никак не могло сорваться липкое слово. — Зачем же тогда записал дежурство?.. — Тут, понимаете… — Настя запнулась. — Ночевал дома, в мягкой постели?.. — улыбнулся Келеберда. Настя покачала головой. Сделала вид, что засмотрелась в окно, на словно бы нарисованный художником-формалистом двор, голубые клочки неба, рыжее пятно стены напротив и черные прямоугольники окон. — Нет, не дома. — Сказала и почувствовала, как сдавило горло. Келеберда ничем не показал своего удивления, уже догадываясь, что она скажет дальше. — У любовницы! — жестко бросила Настя. — Лизки! Келеберда увидел в ее глазах металлический блеск. Кивнул в знак того, что понимает и содержание слов, и душевное состояние. — Устроил ее отдыхать у нас в Лиманском. Она из Херсона… — выдохнула Настя. Наткнувшись на пытливый взгляд майора, умолкла. Кедеберда почувствовал, что она чего-то недоговаривает. — А почему ваш муж сам не заявил о своем алиби? — Думал, что я ничего не знаю. Теперь он скажет. Я ему глаза промыла. Обманывал меня, как девчонку… То начальник в Херсон вызывает, то на дежурство едет… а сам к этой… Настя почувствовала, как снова подкатывает к горлу ком, как в окне расплываются клочки неба и рыжее пятно стены. Лихорадочно порылась в сумочке, вытащила платочек и вытерла глаза. Келеберда потянулся к графину, стоявшему за его спиной, на тумбочке. Но Настя отрицательно покачала головой. Она уже овладела собой. Медленно поднялась, считая, что разговор закончен. Но Келеберда жестом остановил ее. Взял паспорт с вложенным в него белым листком пропуска и как бы между прочим будничным тоном спросил: — Так кто же, Анастасия Васильевна, мог убить вашего дядю? Настя пожала плечами. Откуда ей знать! Знает только, что горе да беда пришли в дом Чайкунов, что тень упала и на их семью, что все село гудит словно встревоженный рой и все всё «знают», и никто ничего не знает. Не сельские же сплетни пересказывать в милиции… — Вы знакомы с людьми по фамилии Крутых и Семеняка? — спросил Келеберда. — Слышала о них. — От кого? — От Андрея. — Он с ними после драки встречался? — Не знаю. По-моему, когда лежал в больнице, они к нему приезжали, совали деньги, чтобы не поднимал шума. — И ваш муж взял? — Нет, отказался! — Гм… — Келеберда почесал затылок. — Но шума он и в самом деле не затевал. Настя промолчала. — Значит, больше не встречался с ними? — Не знаю. Может, в Херсоне. Но к нам они не приходили. — А какие были отношения у вас и вашего мужа с Петром Чайкуном до и после ссоры? Настя вскинула на майора удивленные глаза: снова о том же. Разве мало, что растоптала свое достоинство, рассказала чужому человеку, милиционеру, страшную тайну своей семьи? — Андрей не был в ту ночь на дежурстве, я же сказала. Можете проверить. — Она обиженно поджала губы. — Мы все проверяем. А может, он не всю ночь был там… — Свечку не держала, — насупилась Настя. — И не хочу больше об этом. А Петро жил в Белозерке. Мы в гости к нему не ездили, не роднились, да и он к нам не заглядывал. Настя умолчала, что дядько Петро частенько заходил к ней в аптеку за спиртом и просил повлиять на мужа, чтобы не караулил его в лимане, обещал немалые деньги… Андрей только ругался, когда она рассказывала об этом. А после того случая, когда Андрей лежал в больнице, к нему приходили только два браконьера. Дядько Петро не пошел с ними, а приехал в тот вечер в Лиманское, привез красивую кожаную куртку для Андрея. Она выгнала его из хаты и куртку бросила вслед. — А Юрась? Он-то ведь выезжал и три или четыре раза стрелял из ружья вашего мужа… — Юрась очень хороший парень! — пылко возразила Настя. — Порядочный и честный. С дядькой Петром у него никаких счетов не было. Они, может, раз или два в году и виделись-то, перед тем как Юрась в армию пошел. Когда Петро Васильевич жил в Лиманском, Юрась еще ребенком был… Не мог он такое сделать! — Тогда кто же, по-вашему, убийца? Складывается так, что кто-то из Комышанов: старший или младший. Третьего нет. А что парень хороший, согласен, но бывают случаи, когда и хорошие спотыкаются… Настя была подавлена. Молчала. Келеберда тоже молча подписал пропуск и вернул вместе с паспортом. Потом поднялся. — Спасибо. Мы учтем ваше заявление. Появится что-нибудь новое об этом трагическом происшествии, заходите… Но пока, повторяю, подозрение падает на Комышанов. При последних его словах Настя рывком вскочила со стула. Как в тумане спустилась по лестнице и очутилась на улице. В рейсовом автобусе, который шел от Херсона через Белозерку в Лиманское, совершенно не чувствовала, как немилосердно трясет в старенькой машине, пригодной разве что на слом, не видела, где едет, и в конце концов чуть не проехала свою остановку. Всю дорогу вспоминала разговор с Келебердой, снова переворачивала странички своей жизни с Андреем, то признавала, что его все же следует посадить в тюрьму, и если не за убийство, то хотя бы за его подлое поведение и любовницу; то примирялась с мыслью, что нужно как-то жить, что Андрей ее муж и она должна бороться за него. В одном не признавалась себе до конца: что любит его и готова все простить… |
||
|