"Тени над Латорицей" - читать интересную книгу автора (Кашин Владимир Леонидович)

5

Сразу бросался в глаза барьер, разделяющий помещение на две половины. За ним стоял стол с телефонами. Сержант с красной повязкой на рукаве — помощник дежурного — разговаривал за барьером с дружинником, словно не замечая, как нервничает сидящий на скамье бородатый парень, как то и дело одергивает он пиджак и поправляет указательным пальцем роговые очки, как растерянно поглядывает на своих друзей, пришедших его выручать, — двух парией и маленькую, хрупкую девушку в брючном костюме.

Молодой милиционер, приведший Таню и Виталия, подошел к столу и положил на него два паспорта.

«Хорошо, что хоть паспорт оказался с собой», — подумала Таня. Она подошла к самому барьеру и, в упор глядя на сержанта, стала ждать, пока он освободится.

— Ну, что у тебя, Анатолий? — спустя несколько минут спросил сержант милиционера.

— Гостиница.

— А-а… Подожди, я вот с этим волосатым сперва разберусь. — Он мельком глянул на Таню, — по-видимому, ему не понравилось, как нетерпеливо она смотрит. — Ну что, допрыгалась, подружка?

— Я вам не подружка, — резко ответила Таня.

— Ишь какая бойкая! Ну, посиди, посиди там, в коридорчике. А эти, — крикнул сержант на Виталия и старика, — с нею? Пускай тоже посидят. Я сейчас закончу.

Коридор был узкий и короткий и вел в тупик — в конце его виднелась деревянная перегородка. И все-таки помещались в нем три распахнутых двери и ряд из шести стоявших рядом столов. Барьер через открытую дверь не был виден — его заслонили спины двух парней, таких же длинноволосых, как их задержанный приятель.

— Так что будем делать, а? — послышался голос сержанта. — Наказать тебя как следует? Сообщить в институт? Оштрафовать?

— Не надо, — жалобно пробормотал бородач.

— Не надо? А что надо? Пятнадцать суток? Могу по знакомству и об этом похлопотать. А?

— Я прошу прощения у товарища дружинника. Я не хотел его задевать. Просто он под горячую руку попался.

— Под горячую руку?! А ты его оттолкнул. Что же ты молчишь? Было или не было?

— Было, — хмуро признался бородач. — Отпустите меня, товарищ сержант, честное слово, больше не буду! Честное слово! Ну, простите меня, пожалуйста, прощения прошу. Ну, пожалуйста!

И вдруг Таня услышала всхлипывания — бородач заплакал!

«Боже мой, как противно! — с отвращением подумала она, на миг позабыв о своих неприятностях. — Разве можно так унижаться!»

Двое друзей и девушка начали просить сержанта и дружинника, чтобы они простили бородача, никуда не сообщали, поверили его честному слову.

— Знаете, товарищ сержант, это на него что-то нашло. Вообще-то он хороший, тихий парень. Никогда не ругается — просто у него сегодня в институте случилось кое-что. А теперь еще и это. Он по глупости, по молодости.

— Ничего себе по молодости! Совершенно взрослый, за поступки свои должен отвечать.

— Товарищ сержант! Он на самом деле хороший человек. Семья интеллигентная. Первый раз с ним такое. И — последний! Отпустите его. Мы за него ручаемся. Так нехорошо получилось.

— Хорошие у тебя друзья, Клумак. Ничего не скажешь. Даже девушка тебя, грубияна, защищает. А постричься все-таки надо. Нечего людей стращать — до самых глаз зарос.

— Так он ведь поэт! — с благоговением сказала девушка.

— Поэт? — удивился сержант. — Как же он пишет, если так разговаривает на улице? Что он может сказать людям? Что у него за душой?

— Зачем вы так говорите, вы же не читали его стихов! — обиженно ответила девушка. — Правда, он еще молодой, но будет, будет печататься. Вот увидите.

— Гм, — вздохнул сержант. — А постричься все-таки придется.

— Я постригусь, — захныкал бородач. — И побреюсь.

— Хорошо. Приведите себя в порядок и завтра зайдете ко мне в человеческом виде. Тогда и поговорим. Идите.

— Спасибо! Большое вам спасибо! Я обязательно постригусь! Спасибо большое!

Таня видела, как бородач вместе с друзьями едва ли не бегом направился к выходу. Он все еще сутулился, не успев расправить плечи, но глаза его уже усмехались, как будто бы это вовсе не он минуту назад так постыдно ныл и канючил.

— И не ругайся больше никогда, — бросил ему вдогонку сержант. — Еще раз попадешься — пощады не жди!

— Все понятно. До свиданья!

Дружинник вышел следом за ними.

— Ну, Анатолий, давай сюда свою гостиницу. Слышал, вчера Юрку во время задержания чуть не зарезали хулиганы? Ох и дадут им теперь — на полную катушку!

Когда Таня, Виталий и старик снова очутились в комнате дежурного, у барьера, сержант встал, закурил и устало потер лоб.

— И что же в гостинице случилось? — он развернул паспорта и взглянул на Виталия и Таню, сверяя фотографии. Потом остановил взгляд на старике, который начал уже ворчать, что ему давно пора домой. — А это кто, свидетель?

Милиционер кивнул.

— Не понимаю, — быстро заговорил Виталий. — При чем тут я?! Я посидел с ней вечером, и все. У меня утром репетиция, а потом концерт в Муздрамтеатре. Я должен выспаться. Я здесь с Москонцертом. Отдайте мне паспорт и отпустите.

— Тише, тише… Не шумите… Сейчас все выясним.

Таню внезапно охватило безразличие. Даже сама удивилась, до чего ей стало скучно и безразлично, как дальше будут развиваться события.

— И вообще какое я имею отношение к этой ненормальной? — не унимался Виталий. — Если бы я знал, что она на такое способна, я бы ни за что с ней не связывался. Я ведь и знаю-то, знаю ее всего несколько часов. Это, конечно, было легкомысленно с моей стороны — приглашать ее в номер, но мы ничего плохого не делали — только поужинать хотели. В одиннадцать она ушла… А теперь мне и правда нужно идти спать, у меня завтра рабочий день.

«Ну и трус. И предатель», — почти спокойно констатировала про себя Таня.

— Девушка говорила, что вы — друг ее детства, а вы заявляете, что познакомились сегодня, вернее, вчера, — заметил милиционер, глянув на часы. — Что вы на это скажете, Красовская?

— Ничего не скажу. Он говорит правду, — и она презрительно посмотрела на Виталия, который сразу же отвел глаза.

— Что вы делаете в Ужгороде? — спросил милиционер.

— Я уже говорила. Проездом.

— Где остановились?

— У подруги.

— Чем занимается ваша подруга? Кто она? Адрес.

— Она студентка. И не нужно ее трогать. Она ни при чем. Я виновата — со мной и разбирайтесь!

— Куда едете?

— В Мукачево.

— Зачем?

— По личному делу.

— По какому такому личному?

— Это касается только меня.

— А все-таки?

— У меня там жених.

— Где он работает? Адрес.

— Он служит — пограничник… — ответила Таня. — И больше не будем об этом говорить.

— Где вы работаете?

Тане показалось, что голос сержанта зазвучал насмешливо.

— Художница.

— Хорошо. А что вы делали на карнизе гостиницы? — усмехнулся сержант.

— Я уже тысячу раз объясняла…

— Воровка она, — не выдержал старик. — Что же еще! Ишь что надумала — по окнам лазить! Все это она врет, что к нему шла. Я сам видел, как она из одного окна вылезла, а в другое лезла…

Усилием воли Таня отключилась: рассматривала пол, стол, стену, старалась не думать ни о чем другом, чтобы не слышать, что плетет этот старик. Ощутила, как горькая волна раздражения и презрения прокатывается по сердцу. А старик все говорил, говорил, говорил…

Наконец сержант остановил этот поток слов, обратившись к Тане:

— Вы были и в других номерах гостиницы?

— Да. В одном. Случайно попала не в то окно. Там никого не было, но я сразу же вылезла оттуда. Тогда меня и заметил этот… — она пренебрежительно кивнула в сторону свидетеля.

Старик вскинул голову, но сержант не дал ему говорить, сказав, что и так уже все ясно, и выпроводил. Тот направился к выходу, глубоко неудовлетворенный тем, что его не выслушали до конца.

Виталий попросил разрешения закурить и отошел в угол.

Сержант коротко записал суть происшествия в книгу.

— Итак, красавица, шатаетесь с малознакомыми мужчинами по гостиницам, лазите к ним в окна. Прекрасная характеристика! — сказал сержант, закончив запись и, видимо, считая своим долгом провести воспитательную работу. — М-да… И жених, говорите. Пограничник. Это же надо — придумать такое! У наших пограничников, красотка, таких невест не бывает… — И он с издевкой во взгляде уставился девушке в лицо.

Этот взгляд словно хлестнул ее плетью по глазам.

— Вы — тупица и дурак, хоть и в форме, — тихо, но выразительно сказала она.

От неожиданности сержант вздрогнул, растерялся и, не зная, что сказать, ляпнул:

— А ты… Знаешь, кто ты? Ты — настоящая шлюха! Вот!

Теперь замерли все: и Виталий в углу, и молодой милиционер с открытым от удивления ртом, и сам сержант. Наступила такая гнетущая тишина, что было слышно, как под досками пола шуршит мышь.

И среди этой тишины Таня перегнулась через барьер и влепила сержанту звонкую оплеуху.

— Ну теперь вы точно сядете! — воскликнул молодой милиционер, побагровев.

После этого с Таней случилась истерика, а сержант забегал по комнате, не находя от возмущения слов. Пока милиционер отпаивал девушку водой, он повторял как заведенный: «При исполнении служебных обязанностей… При исполнении…»

Но Таню охватило уже полное безразличие ко всему.

Она понимала: утром ее отведут к народному судье, и тот, не задумываясь, влепит ей пятнадцать суток. Потом ее отправят назад, в Киев, и она так и не увидит своего Павлика.