"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора

неподалеку от Дингла.
- Ладно, не об этом речь. В общем, я попросила этого парня высадить
меня на Кингз-роуд. Так он и сделал. И вот гуляю я взад-вперед по
Кингз-роуд, мне пятнадцать или шестнадцать, точно не помню, и фигурка у меня
блеск - долговязая и тощая, как раз последний писк тогдашней моды...
- Это точно, выглядела ты что надо! Одного не хватало - прямых волос.
Помнишь, как ты перед тем, как выйти из дому, часами вертелась перед
зеркалом и приглаживала волосы? Ничего не помогало: курчавость - наше
семейное проклятие.
- А еще я их утюгом гладила. Помнишь?
- Ага. Ох, как воняло паленым!
-Лучше уж паленое, чем лак для волос. Вот от чего и вправду вонь
премерзкая! Прикинь, родись я лет на пять раньше - пришлось бы взбивать
волосы в пчелиный улей и поливать сверху лаком...
- Точно. Получался этакий шлем. Трогать нельзя - к рукам липнет.
Кстати, был со мной случай: целовался на вечеринке с одной девушкой, потом
прихожу домой, начинаю раздеваться - и обнаруживаю у себя за пазухой ее
накладные ресницы!
- Что за девушка? Признавайся!
- Господи, как будто я помню! Дело было тридцать пять лет назад!
- Так вот: стою я на Кингз-роуд, и волосы у меня, что верно, то верно,
торчат во все стороны и курчавятся, как ненормальные - а было это задолго до
того, как в моду вошел стиль афро, так что я свои волосы ненавидела и в
зеркало старалась лишний раз не смотреть. Вот стою я, и подваливает ко мне
какой-то тип в узеньких-преузеньких брючках. Боже, я таких штанов никогда
раньше не видела - шелковые, ярко-синие с отливом, и обтягивают так, что
ноги у него в этих штанах похожи на ершики для трубок. И вот подваливает он
ко мне и говорит - с таким лондонским выговором, боже мой, я такое раньше
только по телику слышала: "Привет, детка, хочешь оттянуться?" Я понятия не
имела, о чем это он, но, конечно, сказала: "Хочу!" И мы отправились к нему
на флэт, куда-то на край света. Их там жила целая компания, и все стены были
разрисованы глазами - просто человеческими глазами всех на свете цветов. И
вот этот парень ставит "Сержанта Пеппера" - тогда я в первый раз этот альбом
услышала - и сворачивает косячок. Звали его Ник Сиддон-Джеймс. Это я помню.
И я думаю: "Ух ты! Так вот он какой - огромный новый мир!"
- И вы так и не вернулись назад?
- Шутишь? Она позвонила из автомата и сказала, что уехала в Лондон и
теперь будет жить с хиппи. Папа прыгнул в машину - тогда у него был
"Ровер", - бросился в Лондон, все там перевернул вверх дном, но ее разыскал
и за шкирку приволок домой.
- Как же он вас нашел? Лондон - город не маленький.
- А все потому, что он, - и Алике тыкает пальцем в Сэма, - сказал: "Что
ж, папа, если она в Лондоне, то наверняка в Челси, а если в Челси, то
наверняка на Кингз-роуд". Так что папа отправился прямиком на Слоун-сквер и
отыскал меня всего каких-нибудь часа через два.
- И долго вы вкушали воздух свободы?
- Целых полтора дня!
И все мы смеемся - не столько над Алике и ее историей, сколько над тем,
какими несмышленышами были мы тридцать лет назад. Все вокруг сияет: в
серебряной посуде, в подсвечниках, в мраморной столешнице отражается свет