"Евгений Валерьевич Гришковец. Начальник" - читать интересную книгу автора

говорили его красные, не выспавшиеся глаза, и блеск этих глаз. Но он редко
показывал нам свои фотографии. Они были замечательные.
Однажды я летом, когда все кружковцы разъехались на каникулы, заглянул
в фотокружок. Заглянул без цели, наудачу. Мне было скучно по-летнему, я
слонялся и заглянул на станцию юных техников. Я постучал в дверь, без особой
надежды, и дверь открыл мне Начальник.
- О-о-о! - сказал он. - Заходи, заходи! Сейчас тебе кое-что покажу.
Очевидно, он недавно закончил работу. Он показал мне ещё мокрые
фотографии. Это была серия фотографий, на которых я увидел реку весной, во
время ледохода. Снимки были потрясающие.
- Вот, ещё весной снимал, всё руки не доходили обработать, - говорил он
и мыл руки.
Он мыл руки всегда очень тщательно, долго и очень горячей водой.
- Здорово! Просто здорово! - сказал я.
- Без сопливых скользко! - весело ответил он. - Сам знаю, что неплохо.
Он мыл руки и приговаривал: "Во-о-от они, ручки мои! Вот они, мои
золотые! - говорил он и несколько раз поцеловал свои руки. "Кормилицы мои и
поилицы" - бормотал он и тихо смеялся от радости.
Но больше он радовался успехам подопечных. Он мог по нескольку дней
провести с кем-нибудь из пацанов, добиваясь от него совершенного исполнения
печати фотографии. В случае получения результата он просто ликовал. И как же
он горевал, когда кто-нибудь портил или царапал перспективную плёнку или
негатив.
- Ты что сделал, дядя! - почти кричал он. - Ты же угробил такой кадр! У
тебя руки откуда растут, а? Ты же его поцарапал! Всё! Ты же погубил его!
- Да ладно, Владимир Лаврентич! Не ругайтесь! - бубнил юный фотограф. -
Это же мой кадр.
- Твой, ты сказал? - отступая на шаг, говорил Начальник. - Твой, да? А
я тут на фига бьюсь? Я тут что, пописать пришёл? Твой?! Он не твой! Это был
просто хороший кадр! Могла получиться хорошая фотография! Понимаешь?!
Хорошая! А хорошая фотография, она не твоя и не моя, она просто - хорошая! А
ты её угробил! Твой кадр, главное! - передразнивал он мальчишку.
- Да я ещё сделаю! - оправдывался тот.
- Конечно, сделаешь! Попробуй только не сделать! - ворчал Начальник. -
Вам всем кажется, что ещё миллион всего сделаете. А вот не сделаешь! Другой
сделаешь. Лучше, хуже, сделаешь! А такого не сделаешь! Это же фотография!
Понимаешь! Этого кадра уже нет. Ты его испортил! А он неповторим и всё! - он
долго смотрел на виноватого. - Да не понимаешь ты. Не понимаешь и не можешь
пока понять, - махнув рукой, спокойно говорил Начальник, - и не должен пока
понимать. А миллион хороших ты не сделаешь. Сто, может быть, сделаешь, ну,
может, тысячу... А такого кадра не будет. Этого не будет. Его уже нет...
Выброси плёнку немедленно. А то смотреть больно. Выброси, чтобы я не видел.
Летом Начальник брил голову наголо, а бороду переставал брить. А после
лета он голову не стриг, а бороду брил. Летом он уходил в какие-то дальние
походы. Он лез в горы или в тайгу, сплавлялся на плотах по рекам. Он брал с
собой несколько парней. Меня он не брал никогда. Я обижался, просил, но он
был против. Мои родители, надо сказать, тоже не хотели меня отпускать с ним
на такие приключения. Я сильно переживал.
Но теперь я благодарен Начальнику. Теперь я уже знаю, что не люблю
палаточную жизнь, походы, которые нельзя прервать в любую минуту и вернуться