"Мария Грипе. ...И белые тени в лесу ("Каролина" #2) " - читать интересную книгу автора

девочек, - и его взгляд жег мои веки, как огонь, и сердце у меня начинало
биться быстрее.
Так значит, он был офицером. У мамы, однако, выходило, что военную
карьеру выбирает только тот, кто больше ни на что не способен. Меня это
озадачило. Подумать только...
Я ничего не знала об этом человеке - даже его имени.
И никому о нем не говорила. Ни одной душе. Мне и в голову не приходило
кому-то о нем рассказывать. Но иногда я думала о нем, читая стихотворение
или роман о любви.
Я представляла, что люблю его.
Вспоминала благородный профиль. Его лучистые глаза...
Он был блондин или брюнет? По-моему, брюнет...
Я так ясно видела, как он появляется вдалеке на Стургатан, слышала, как
его каблуки стучат по мостовой. Он идет прямо на меня, я замедляю шаг, он
приближается и, чуть посторонившись, проходит мимо. Тротуар так узок, что мы
почти касаемся друг друга рукавами.
И все.
Стук каблуков замирает вдали, он уходит, а я жду следующей встречи.
Я никогда не оборачивалась.
Я так никогда и не узнала его имени.
Но ничто не могло доставить мне большей радости - внезапной и
беспричинной, - чем эти короткие встречи. А потом, когда он уходил, я почти
всегда ощущала тоску, как будто чего-то лишившись.
Как я сказала, мы так и не познакомились.
Иногда мне казалось, что я из тех, кто никогда не полюбит и не узнает,
что такое утрата. И тогда я обычно плакала.


ГЛАВА ПЯТАЯ


Бабушка уехала.
Мама в ожидании вестей перебралась с Надей и Ловисой в деревню. Роланд
тоже не остался дома: перед конфирмацией ему захотелось навестить своего
школьного товарища.
И вот мы остались одни: я, папа и Каролина. Делать было особенно
нечего, основную часть времени мы проводили в саду, выпалывая сорняки.
Папа, как обычно, почти не выходил из своей комнаты: мы видели его,
только когда садились за стол. Папа разрешил, чтобы я помогала Каролине
накрывать на стол и чтобы она обедала вместе с нами, раз нас теперь только
трое. Но Каролина отказалась и от того, и от другого. Она не собиралась
оставлять свою роль.
Положение было мучительным. Получалось, что одна дочь сидит за столом
рядом с папой, а другая прислуживает ей, бесшумно двигаясь вокруг стола.
Я чувствовала себя отвратительной избалованной дочкой из сказки о
Золушке и даже поделилась своим чувством с Каролиной, но она только
рассмеялась. "Ничего, потерпишь", - сказала она.
Папа обычно ел молча, погрузившись в свои мысли. Но иногда он выходил
из задумчивости и пытался завязать разговор. Беседа шла туго и всегда была
мне в тягость. Мне становилось жаль саму себя. А Каролина, которая, казалось