"Мария Грипе. ...И белые тени в лесу ("Каролина" #2) " - читать интересную книгу автора

И знаю, что делаю!
Ее глаза проказливо блеснули, и она рассмеялась, по-прежнему стараясь
не глядеть мне в глаза,
- Мы ведь подруги... - добавила Каролина. Эту фразу она повторяла по
нескольку раз на дню, почти как заклинание. Я находила это странным, потому
что, по правде говоря, мы словно ускользали друг от друга. Неужели она этого
не замечала? Неужели она не видела, что иногда я в ней сомневаюсь? Конечно,
видела. И, должно быть, поэтому говорила, что я должна доверять ей. Но если
бы Каролина хоть раз сделала шаг мне навстречу!
- Только не смотри такой букой, дружище! Ведь жизнь у нас такая
замечательная!
- Замечательная? Это вранье ты называешь замечательным?
- Тихо! Кто-то идет!
За дверью послышались шаги, я схватила бокал и принялась тереть его. В
комнату заглянул папа, рассеянно огляделся по сторонам.
- Вы не видели, куда я положил газету?
- Да, господин!.. Одну минуту.
Каролина сделала книксен и, отложив тряпку, двинулась в другую комнату.
Папа исчез вслед за ней. Я осталась на месте. Было слышно, как Каролина ищет
газету и, найдя ее почти сразу, вручает папе. Я так ясно видела, как она
жеманится, что почти взбесилась. Эти дурацкие книксены-реверансы перед мамой
и папой, к месту и не к месту, - откуда только у нее взялась эта привычка?
Вначале Каролина так себя не вела. Тогда я как раз обратила внимание,
насколько экономно она расходует реверансы, и сразу почувствовала к ней
уважение.
Но с той минуты, как я узнала, что мы сводные сестры, Каролина стала
держаться иначе. Ведь теперь у нее появился зритель, готовый аплодировать
исключительному актерскому мастерству, с которым она исполняла роль
горничной в нашем доме. Ее просчет состоял лишь в том, что волей-неволей мне
приходилось подыгрывать ей в этой пьесе. Я не могла быть просто публикой, и
Каролине следовало это понять. Даже трудно выразить, как я жалела, что
позволила вовлечь себя в эту игру.
Для Каролины все, конечно, складывалось прекрасно. Ведь она знала, что
идет горничной в дом собственного отца и прислуживает собственным брату и
сестрам, в то время как никто из нас - даже папа - и не догадывался, кто она
такая. С самого появления в нашем доме она играла роль и осваивалась в ней
все больше и больше.
Мне, напротив, с каждым днем становилось все невыносимей видеть, как
та, которая была моей сестрой, хлопочет по дому, приседает в реверансах и
изображает покорность. Казалось, ей доставляло удовольствие смотреть на мои
мучения.
Никто из домашних ничего не знал. Каролина открылась только мне. Но все
мы сразу, с первой же минуты, почувствовали в ней какую-то загадочность. Она
была так не похожа на всех горничных, которые перебывали у нас в доме! Мы,
дети, ее обожали. Мой брат, Роланд, тут же влюбился. Надя - младшая сестра -
не чаяла в ней души, да и сама я очень скоро почувствовала, что, по какой-то
непонятной причине, не могу больше без нее обходиться.
Мне все время будто нужно было добиваться ее признания. Любой ценой
добывать доказательства того, что в ее глазах я чего-то стою. Если же таких
доказательств не находилось, то я теряла уверенность в себе и целый день