"Александр Степанович Грин. Телеграфист из Медянского бора" - читать интересную книгу автора

ты?!.
"Она нечаянно сказала правду, - подумал Варламов, вытаскивая золотые
часы и прищуриваясь на циферблат. - При чём тут я? Хандрит... Пройдет!"
- Мне пора, - вздохнул он, подойдя к жене и целуя ее в мягкую,
холодную щеку. - Я вернусь к одиннадцати, и ты еще успеешь стать
паинькой... Знаешь, - он улыбнулся снисходительно и довольно, - когда
человек расстроен, ему лучше побыть одному. А мое присутствие тебя
раздражает.
- Меня все раздражает, - тихо процедила Елена. - Все... вот этот
самовар, и тот... И солнце... чего оно лезет в глаза?..
- Иду, иду!.. - деланно засмеялся Варламов, махая руками. - Ухожу.
Глафира-а!..
Вошла белорусая, румяная горничная, и Варламов распорядился запречь в
дрожки Пенелопу, маленькую, гнедую кобылу. Горничная ушла, мимоходом
подобрав брошенный на пол окурок, а Варламов пошел в кабинет взять деньги и
папиросы.


VII

Когда он уехал, Елена пошла к себе, села перед туалетным столиком и
долго перебирала шпильки, внимательно рассматривая в холодной пустоте
зеркала свое хорошенькое, скучающее лицо. Потом нашла, что у нее сегодня
очень томный и интересный вид, вспомнила обиженное лицо мужа и самодовольно
улыбнулась. Пускай чувствует, что такое супружеская жизнь.
На скотном дворе мычали телки, откуда-то падал в тишину ленивый стук
топора. Елена кое-как собрала волосы, напевая сквозь зубы, потянулась,
зевнула и, так как одеваться ей было лень, решила, что лиловый капот -
самый легкий и удобный домашний костюм.
Жаркое летнее молчание дышало в окно безветренным, сухим воздухом,
томило и дрожало. И тягучее, расслабленное настроение, овладевшее женщиной,
напомнило почему-то ей серенькие годы уездного девичества, прогулки по
тощему, высохшему бульвару, жидкий военный оркестр, игравший по
воскресеньям марши и вальсы, чтение романов, беспричинные слезы и
беспричинный смех, чаепитие под бузиной, сплетни и туманные, томительные
мечты о "нем", далеком, неизвестном человеке, с приходом которого как-то
странно соединялось представление о яркой, интересной жизни, возможной и
желанной. Тогда казалось, что все еще впереди, и что настоящее, где каждый
день до нелепости похож на другой, только неизбежная ступень к заманчивому,
интересному будущему. О том, что такое это будущее, и что в нем хорошего, и
почему это хорошее должно наступить, - даже не думалось. А если и думалось,
то с неясной, сладкой надеждой, и казалось, что, как ни думай, все же будет
страшно приятно и хорошо.
Год замужества прошёл скоро и бестолково. Первые впечатления брачной
жизни, новизна положения, взволнованность и острота ощущений тешили Елену,
как новая, неожиданно купленная игрушка. Приезжала родня с острыми,
истерически-любопытными глазами, ела, пила, ходила по усадьбе, рассматривая
коров, овец, ярко выкрашенные новенькие машины, сеялки, веялки, молотилки,
механические грабли, вздыхала и завидовала. И когда Елена, с сияющим,
смущенным лицом, розовая и оживленная, болтала без умолку о своей новой и