"Владимир Григорьев. Вложено при рождении (Авт.сб. "Рог изобилия")" - читать интересную книгу автора

Большинство же явилось, имея на руках рулоны ватмана с ярко раскрашенными
графиками, выкладки, украшенные интегральными выражениями, столбцы
цифровых показателей. Доклады грешили, он бы сказал, узостью научного
местничества. И историк, беспокойно прислушиваясь к сжатым, прессующим
неизвестные термины речам, все ждал, когда перейдут к основному,
обобщающему эпохи. До конца совещания оставались считанные минуты. Он
поискал взглядом графин с водой.
- Шире - это значит с позиций перспектив. Ведь кто знает, сколько у
него таких пластинок было. Вдруг не одна?!
- У вас выкладки, расчеты? - сухо прервал его секретарь, представитель
группы прочнистов, человек в куртке из кожзаменителя.
- Да что вы все - вычисления, вычисления! - восстал преподаватель, но
внезапно уверенность покинула его, и он сел.
- Может, и не одна, - ответил хирург, - но симптоматичнее то, что он
пренебрег этим экземпляром. Верно, пластинка не столь уж и важна для него.
Может быть, в минуты откровенности он пытался поведать о своем прошлом,
взывал к доверию. А мы все века крутили пальцем у лба. Зевали. Обидно
смеялись. Теперь он смеется над нами, а жить ему тысячелетия.
- Забудет, - убежденно произнес чей-то бас.
- Он упоминал о каких-то братьях по времени. Будто не один он послан
через века. Что они проявляются то в одном, то в другом месте, коснутся
нас - мчатся дальше, несут эстафету времени. Кто они, эти посланцы? Может,
последние Атланты? Как бомбу времени несут они тайну тысячелетий, всю
правду. А пластинка просто мандат перед людьми будущего. Свидетельство о
рождении. Там уж сумеют расшифровать, в нужной эпохе. А нам - что же
жалеть, предназначено не для нас. Но искать надо. Не мы, так дети наши,
внуки вдруг найдут!
- Да, будем искать, будем! - дружно поддержали все, вставая с мест.


Собственно, на этом следовало водрузить последнюю точку повествования.
Казалось бы, сюжет исчерпал себя до дна, по законам приключенческого жанра
прошел через небывалую-завязку, испытал и цейтнот кульминационного
происшествия. Однако чрезвычайные обстоятельства, тесно связанные с
дальнейшей судьбой восхитительной пластинки, заставили автора снова
взяться за перо.
Если помнит читатель, рассказ начинался с организованного поиска
замечательного больного. Собственно, искать начали после ошеломляющих
итогов экспертизы. До этого хирург был относительно спокоен: ну, печень,
ну, пластинка, ну, выписался человек. Однажды в общем-то в текучке жизни
промелькнуло нечто подобное: работник торговой сети проглотил шило. Ну,
извлекли. В городской газете не поскупились на место, дали репортаж
"Проглоченное шило". Газетная та вырезка подбадривала, успокаивала. Мол,
обойдется и на сей раз. И вдруг сто одиннадцать веков!
Помчались по месту жительства. Соседка рассказывает:
- Из больницы явился сам не свой. Собрал чемоданчик, бумаги какие-то во
двор вынес, сжег. Прощаться начал. Вдруг вещички бросил, побег куда-то.
Возвращается с килограммом апельсинов, подарок, значит, нашей Машутке.
Любил девочку, потакал ей. Все сказки рассказывал. Сядет, бывало, на
табуретку, глаза в стенку, и пошел. Девчонка несмышленыш еще, а не