"И.Грекова. В вагоне (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

со мной вопиюще нечестно, точнее - он поступил как матерый подлец. К
сожалению, в наше время дуэли не приняты. Будь это не так, я бы охотно
приняла его вызов за слово "подлец", брошенное ему в лицо перед большой
аудиторией. Что же вы не бросаете мне перчатку, Фонарин? Охотно буду
драться с вами на любом оружии. Только не на грязных тряпках! Приезжайте в
Москву, в мою лабораторию, усадим вас в кресло, наложим электроды на вашу
многодумную голову и посмотрим, как подскочит кривая, когда я громко скажу
вам "Подлец!".
Последнее слово я прокричала на весь зал. Фонарин, уже бледный,
позеленел и стал заваливаться набок. К нему подскочил Володя со стаканом
воды, стоящим на кафедре. Люди, вскакивая с мест, скапливались у стула
Фонарина в первом ряду...
- Агнесса Тихоновна, - страдая, сказал председатель, - ваши слова...
выходят, так сказать, за рамки научной дискуссии. По существу вы правы, а
по форме...
- Плевать мне на ваши рамки, - ответила я. - Ноги моей больше здесь не
будет. Прощайте.
Еле пробралась я сквозь толпу к выходу. Спиной, плечами, не только
лицом ощущала я любопытные, в большинстве враждебные взгляды.
- Скандалистка! - громко сказал кто-то сзади.
- С такой только свяжись, - ответил другой. - Что ни говори, баба есть
баба.
Ну и пусть...
Я добралась до гостиницы. К счастью, командировочные документы были уже
оформлены, билет на поезд готов. Я позвонила в институт, узнать, как там
Фонарин; к телефону никто не подошел. Не поленилась пробиться в городскую
справочную, узнала номер фонаринского домашнего телефона. Позвонила.
Ответил женский голос:
- Михаил Васильевич отдыхает. Что ему передать?
- Ничего не надо.
Короткие гудки. Я положила трубку. Отдыхает - стало быть, жив. И на том
спасибо. Идиотизм моего поведения...


...Теперь, лежа на верхней полке купированного вагона, я снова и снова
перебирала в памяти случившееся. Ярче всего вспоминался хохочущий рот
Фонарина с перекошенными, друг на друга сдвинутыми зубами, с темной
глубиной посредине. Рот как пещера. Жалела ли я о своей резкости? И да, и
нет. Форма была глупа и излишне театральна (вышла наружу скрытая
высокопарность), но по существу я была права. Может быть, придется держать
ответ, когда слухи о скандале дойдут до Москвы. Директор института вызовет
меня давать объяснения. Я так и видела его солидное, мучнистое,
картофельное лицо, просторные уши, зачес поперек плеши. "Ради бога, только
без происшествий!" - читалось на этом лице. Что поделаешь? Вокруг меня
всегда происшествия, так мне написано на роду. "Опять эта склочница!" -
отчетливо говорили лица всякий раз, когда я по любому поводу брала слово.
Хуже всего, что в этих скандалах, сознавая себя правой, я все-таки была
себе безмерно противна. Вся, начиная с наружности. Это лицо - не мое лицо.
Это тело - не мое тело. Угораздило же меня всю жизнь проходить с чужим
лицом, в чужом теле!