"Юрий Греков. Слышишь, кричит сова!" - читать интересную книгу автора

не снимаетесь в кино?
- А что? - заинтересованно откликнулась Ольга.
- Вы могли бы сниматься в кино,- тяжело сказал тот.
И завертелся легкий разговор, который при случае умела поддержать
Ольга.
- Вы не хотели бы сыграть Золушку? - последовал новый вопрос.
У Алексея потемнело в глазах - издевается, гад!
- Ничего она не хотела бы играть, слышите вы!
Но тот и ухом не повел, даже не покосился в его сторону.
Алексей почувствовал, что он просто не существует в глазах этого типа.
Кто он был - поднабравшийся мэтр или один из всплывших в те годы барыг,
ставших вскорости героями громких валютных процессов? Черт его знает. В
глазах его уже сквозил явный интерес, когда он медленно оглядывал Ольгу. А
она вела себя как ни в чем не бывало.
Да, она умела и любила нравиться.
Уже дома, после такси, в котором Алексей долго и глупо молчал, Ольга,
сбросив пальто и походив по комнате, вдруг подошла и, взяв теплыми руками
его лицо, сказала: - Не сердись...
И все стало, как было...
За шкафом что-то зашуршало и спустя несколько секунд Ольга приказала:
- Ну, теперь смотри!
Она стояла перед ним в новом легком платье, которого Алексей еще не
видел. Легкая пушистая корона волос, вздрагивающие от неудержимого желания
расхохотаться губы, огромные радостные глаза - все это было так чудесно,
что у Алексея мелькнуло странное предчувствие.
Тогда он не понял, что это. Но сейчас ему было ясно то ощущение, в
котором не смог дать себе отчета он - девятнадцатилетний: "Такая не про
меня"... Но теперь он вдобавок знал, что это ощущение было неверным. Она
была для него. Куда непонятнее было другое: для нее он был тем же, что и
она для него...
А потом, держась за поручень, он стоял у вагона. И цифры на световом
табло прыгали, как сумасшедшие. Времени оставалось все меньше. И она
пришла. Она стояла, тоненькая и большеглазая, и молчала. А Алексей боялся и
одновременно хотел, чтобы выплеснулось то, что дрожало в этих огромных
темных глазах. Может, все повернулось бы вспять. Теперь Алексей знал, что
ничто не могло повернуть назад. И теперь он понимал: она уже тогда знала,
что это навсегда.
Спустя годы это вернулось стихотворением - первым и единственным:
Выходят тихие олени на осторожный водопой,
Всю ночь на раненых коленях я вновь стою перед тобой.
Я снюсь себе - высокий, сильный,
Удачам не ведущий счет...
Но вновь царевна сходит в Ильмень,
и наступает мой черед
уйти из сна в суровый полдень,
где солнца нет - оно вовне,
сверкает, как огромный орден
на неба вогнутой спине...
Она осталась на перроне, тоненькая и двадцатилетняя...
Высокий, с рыжими от старости кирпичами дом. Номер 47. Здесь теперь