"Грэм Грин. Удивительно, когда думаешь об этом" - читать интересную книгу автора

розовыми кроликами, но я прекрасно знал, что он носит двубортный жилет и
никогда не бывает на беговых дорожках. Я произнес очень быстро, так как его
мать могла вернуться в любой момент: - Мои брокеры - Дрюс, Дэвис и Барроус.
Он поднял на меня налитые кровью глаза, а в уголке рта у него появилась
небольшая полоска слюны. Я сказал: - Знаю, что они не очень надежны. Но в
данный момент они рекомендуют делать накопления.
Он болезненно вскрикнул - вы могли бы ошибочно подумать, что это от
газов, но я знал лучше. В его клубе не было нужды подавать укропную воду. Я
сказал: - Заметь, я не согласен. - Он перестал кричать и выпустил пузырь -
маленький плотный белый пузырь, который повис на губе.
Я сразу же понял, что он хотел сказать. - Моя очередь, - сказал я. -
Пора выпить что-нибудь покрепче?
Он кивнул.
- Шотландское виски? - Я знаю, мало кто мне поверит, но он приподнял
голову примерно на пять сантиметров и уставился на мои часы.
- Рановато? - спросил я. - Розовый джин?
Мне не требовалось дожидаться его ответа. - Сделайте два больших, -
сказал я воображаемому бармену.
Он недовольно фыркнул, поэтому я добавил: - Вылейте розовый.
- Ну, - сказал я, - это для тебя. За счастливое будущее. - И мы
улыбнулись друг другу, довольные.
- Я не знаю, что бы ты мне посоветовал, - сказал я, - но табачные акции
настолько низко упали, что они, несомненно, потерпят крах. Когда подумаешь,
что "Империалз" в начале 30-х годов шли за кругленькую сумму в 80 шиллингов,
а теперь их можно приобрести меньше чем за 60... Эта канцерофобия не может
долго продолжаться. Люди должны получать свои удовольствия.
При слове "удовольствие" он опять подмигнул мне, посмотрел таинственно
вокруг, и я понял, что, похоже, я выбрал ложный путь. В конце концов, его
совсем не интересовало состояние рынка.
- Вчера я слышал пикантную историю, - сказал я. - Мужчина вошел в вагон
метро, а там оказалась хорошенькая девушка со спущенным чулком...
Он зевнул и закрыл глаза.
- Извини, я думал, это что-то новенькое. Теперь ты мне расскажи
что-нибудь.
И представляете, этот чертов младенец был абсолютно готов выполнить мою
просьбу. Но он относился к категории людей, которые находят забавными только
свои собственные шутки, поэтому, когда он попытался заговорить, то все, что
он смог сделать - это рассмеяться. Из-за смеха он так и не смог рассказать
свою историю. Он смеялся и подмигивал, и снова смеялся - какая, должно быть,
это была замечательная история. Пересказывая ее приятелям, я смог бы в
течение нескольких недель обедать у них. Его конечности от смеха
подергивались; он даже пытался высвободить руки из-под розовых кроликов, но
постепенно смех его угас. Я почти расслышал, как он произнес: - После
расскажу, старина.
Молодая мамаша, войдя в купе, сказала: - Вы забавляли его. Как вы
добры. Вы любите детей? - Она взглянула на меня так (вокруг губ и глаз
образовались умильные морщинки), что я почувствовал искушение ответить ей с
требуемой теплотой и лицемерием, но тут я встретил твердый, непреклонный
взгляд младенца.
- Вообще-то, - сказал я, - нет. Право же, нет. - Я нес чепуху под