"Г.Грин. Ценой потери" - читать интересную книгу автора

дожидаясь своей очереди на ступеньках больницы, она кормила ребенка. На
одной руке, от локтя до кисти, у нее тянулся шрам, оставшийся после
рассечения, которое ей сделали, чтобы освободить локтевой нерв. Теперь при
усилии она могла чуть свободнее двигать пальцами. Доктор написал на ее
карточке для сведения монахинь: "Парафиновая повязка", - и занялся следующим
пациентом.
За пятнадцать лет работы доктор Колэн помнил только два дня, более
жарких, чем сегодняшний. Жару чувствовали даже африканцы, больных на прием
пришло вдвое меньше обычного. Вентилятора в больнице не было, и доктор Колэн
принимал на веранде под самодельным тентом. Стол, жесткий деревянный стул, а
за спиной маленький врачебный кабинет, куда и заходить было страшно из-за
духоты. В кабинете стояла картотека, и железные скобки выдвижных ящиков
обжигали пальцы.
Больной за больным обнажал перед ним свое тело; за все эти годы он так
и не смог привыкнуть к сладковатому гангренозному запаху некоторых лепрозных
тканей, и ему казалось, что это запах самой Африки. Он проводил пальцами по
уплотненным участкам кожи и почти машинально делал записи на карточках. От
записей толку было мало, но прикосновение его рук успокаивало больных, и он
знал это; они чувствовали, что к ним не страшно прикоснуться. Способ лечения
лепры был теперь найден, но психологическая сторона болезни по-прежнему
оставалась нерешенной задачей, и доктор никогда не забывал этого.
С реки донесся звон судового колокола. Мимо больницы по дороге к речной
отмели проехал на велосипеде настоятель. Он помахал доктору, и доктор поднял
руку в ответ. Вероятно, пришел пароход ОТРАКО, сильно запоздавший. Два раза
в месяц с ним доставляли почту, но полагаться на него было трудно, потому
что он вечно задерживался из-за непредусмотренных погрузок или какой-нибудь
неисправности в двигателе.
Послышался детский плач, и сразу же все дети в больнице подхватили его.
- Анри! - позвал доктор Колэн. Его помощник, молодой африканец, крикнул
на своем языке: "Детей к груди!" - и мир воцарился немедленно. В половине
первого доктор закончил прием. Он протер руки спиртом в своем маленьком
душном кабинете.
Доктор пошел к реке. Ему должны были прислать книгу из Европы -
японский медицинский атлас по лепре. Может быть, как раз с этой почтой и
придет. Длинная улица поселка, где жили прокаженные, выходила к реке:
двухкомнатные кирпичные домики, позади каждого в глубине двора - глиняная
хижина. Когда он приехал сюда пятнадцать лет назад, в поселке только и было
что эти глиняные хижины. Теперь их использовали как кухни, но перед смертью
прокаженные все же скрывались в глубь двора. Они не могли умирать спокойно в
комнате с радиоприемником и портретом последнего папы. Умирать нужно только
там, где умирали твои предки: в темноте, среди запаха сухой глины и листьев.
В третьем дворике налево, сидя в тени кухонной двери на покосившемся
шезлонге, доживал свои последние дни старик.
При выходе из поселка, где реки еще не было видно, расчищали площадку
для будущего нового корпуса больницы. Партия прокаженных утрамбовывала
последние квадратные ярды грунта под присмотром отца Жозефа, который сам
работал рядом с ними в старых штанах цвета хаки и в мягкой шляпе, такой
бесформенной, точно ее много лет назад выкинуло волной на берег.
- ОТРАКО? - крикнул ему доктор Колэн.
- Нет, епископская баржа, - ответил отец Жозеф и прошелся по площадке,