"12 ступенек на эшафот" - читать интересную книгу автора (Кейтель Вильгельм)

Глава 4 Документы и письма 1939–1945 гг Письма с фронта

В. Кейтель — жене

Ставка фюрера, 3.8.1943

…Не следует обсуждать по телефону воздушную войну, развязанную против наших городов. Последствия бомбардировки Гамбурга чудовищны, а минувшей ночью состоялся новый налет. Боюсь, что похожая судьба уготована и Берлину. Особенно сейчас, когда ночи становятся длиннее, а дальность полетов бомбардировочной авиации противника увеличивается. Пожары в черте города еще опаснее, чем фугасы, поэтому я хочу, чтобы ты как можно быстрее выехала из Берлина…

Мне становится по—настоящему страшно, когда я представляю себе картины объятого пламенем города, потоки горящей нефти и фосфора, просачивающиеся в подвалы… Когда все вокруг в дыму, а температура повышается на десятки градусов, выбраться из бомбоубежища практически невозможно. Поверь мне, это не трусость, а осознание собственного бессилия на фоне разбушевавшейся в городских кварталах безжалостной стихии…

Других новостей нет — все идет своим чередом. Посмотрим, как пойдут дела в Италии. Бадольо уверяет, что Италия продолжит войну на нашей стороне, мол, только на этих условиях он и согласился возглавить новое правительство. По—прежнему никто не знает, куда подевался Муссолини…[82]

В. Кейтель — жене

Ставка фюрера, 29 авг. 1943 г.

…Никому не дано знать, когда же в нашей жизни наступит благословенный покой. Пока что уже четвертый год идет война!! Трудно сказать, когда нам удастся поставить большевиков на колени, но очевидно и другое: до тех пор ни о каком мире не может быть и речи!!

Ты можешь позволить себе поразмышлять обо всем в час досуга, а я буквально раздавлен обрушившимся на меня грузом неотложных дел, и с каждым днем их становится все больше. У нас установилась холодная дождливая погода, а в преддверии зимы чувствуешь себя еще неуютнее. На Восточном фронте сейчас сам черт ногу сломит.[83] Я рассчитываю на передышку, но не раньше чем через 4–6 недель, когда наступит распутица, т. е. в середине октября. Видимо, тогда штаб—квартира и перебазируется на юг.[84]

Церемония государственных похорон в Софии состоится в середине следующей недели, я буду представлять там вермахт — вероятнее всего, придется лететь.[85]

В. Кейтель — жене

Ставка фюрера, 25.9.43

…22 сент., по случаю моего 61–летия, не было недостатка в поздравлениях и пожеланиях — дальнейшие подробности, в общем—то, малоинтересны. Отмечу только, что большинство эпистол мило и дружелюбно, и, как всегда, не обошлось без формальных посланий.

Утром — праздничный стол с адъютантами и комендантом поезда: подавали вареные яйца, холодную жареную утку и мясной салат — прямо—таки лукуллов пир! В 11.00 был у фюрера и принял его поздравления, затем получил от него приглашение на ужин.

В 11.30 выехал через Велау в лесничество Пфайль в округе Либава, восточнее Кенигсберга. Меня радушно встречали, а оберегермейстер Шерпинг пригласил на лосиную охоту в имение Геринга. Посидели за столом около получаса, а потом полтора часа езды в направлении на Тильзит.

О самой охоте стоит рассказать отдельно — события развивались самым драматическим образом. Как мне сказали в ибенхорстском лесничестве, в этом сезоне в охотничьем угодье Тавелленбрюк был разрешен отстрел только 2 лосей, но один из них — мой! Правда, взять его оказалось не так—то просто! Во время охоты (на тяге) выяснилось, что продраться через заросли ольховника и выйти на дистанцию прицельного выстрела решительно невозможно, а подкрадываться по просекам — бесполезно: хитрый зверь чует нас и уходит. В общем, я выстрелил с 350 м и… промазал! Началась гонка с преследованием! Только через 2 часа лось подставил мне бок, и я свалил его двумя выстрелами примерно со 150 м. Потрясающий экземпляр: 2 м в холке и вес около 4 центнеров…

Только поздно вечером я вернулся в штаб и едва успел переодеться к ужину у фюрера…

В. Кейтель — жене 26.9.43

…Таких напряженных рабочих недель до сих пор еще не было. Адъютанты[86] поражаются, как это у меня до всего доходят руки! Приходится работать не только по вечерам, но и засиживаться до поздней ночи, а точнее — до раннего утра! Пока удается урвать несколько часов для сна, ничего — держусь. Феликс Бюркнер прислал подробное письмо: Шмундт не торопится с его новым назначением из—за каких—то проблем с «арийским параграфом». Для меня решительно невозможно даже попытаться посодействовать ему через фюрера…

В. Кейтель — жене

Ставка фюрера, 24.10.44

…Не уверен, что уже сегодня удастся дописать и отправить тебе письмо, но главное — начало положено! Особых новостей нет, разве что вчера майор медицинской службы доктор Либерле остался вполне доволен моим артериальным давлением, что же касается беспокоящего меня время от времени сердечного невроза, говорит, что в остальном все в порядке и органических изменений нет.

Теперь о событиях малоприятных: Эрвин Роммель погиб в автомобильной катастрофе во время инспекционной поездки на фронт.[87] Невосполнимая потеря — он был полководцем от Бога. Вчера в аварию попал Кессельринг. Подробности мне не известны, но, судя по всему, он выведен из строя на несколько месяцев, если вообще останется в живых. Ночью его машина столкнулась с тяжелым орудием, сам он получил травму черепа и в бессознательном состоянии доставлен в госпиталь. Будем надеяться, что все обойдется.

Русские уже в Восточной Пруссии — прорвались с двух сторон в Роминтернскую пустошь. Думаю, что и на этот раз удастся локализовать прорыв, однако требуется усиление, так что войска уже на подходе.

Присутствие фюрера действует на местное население весьма ободряюще — русским и в голову не может прийти, что ставка до сих пор здесь, а это, в свою очередь, придает уверенности и нам, тем более что подразделений сопровождения и охранных отрядов здесь вполне достаточно…

В. Кейтель — жене

Ставка фюрера, 1.11.44

…Сегодня ночью выезжаю в Торгау. Собираюсь представить и ввести в должность нового председателя имперского военного трибунала генерала пехоты Ханса Карла фон Шеле, а также присутствовать на его «тронной» речи! К сожалению, не удастся заехать домой — в Берлине буду только проездом: на ходу, в салон—вагоне, приму доклады и высажу господ в Фюрстенвальде. После всех тягот и забот последних лет нам остается только уповать на светлое и счастливое будущее, думаю, что это было бы для тебя самым лучшим подарком.[88] В конце концов, пережили же наши предки Тридцатилетнюю войну, а чем мы лучше их? Относительно безоблачные времена были у нас только после 1914 г., да и то с некоторыми перерывами. Наше поколение и наши дети своей кровью заслужили право на жизнь под мирным небом…

Стенографическая запись совещания рейхсминистра иностранных дел фон Риббентропа и министра иностранных дел Италии Рафаэле Гуарилья в присутствии генерал—фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба ОКВ, и генерала армии Витторио Амброзио, начальника штаба «Командо Супремо»

…Фон Риббентроп открыл совещание официальным заявлением немецкого правительства по поводу последних событий в Италии и произошедших в связи с «уходом» дуче изменений, вызвавших негативную реакцию фюрера и оказавших серьезное воздействие «на морально—политическую ситуацию в немецком обществе». Он уполномочен получить разъяснения относительно общего положения в стране и ближайших намерений вновь сформированного правительства Италии.

Гуарилья подчеркнул, что в данном случае речь идет «исключительно о внутренних проблемах Италии»: после того как Большой фашистский совет вынес вотум недоверия дуче и практически прекратила существование фашистская партийная организация, король принял решение о формировании нового правительства во главе со старым солдатом, маршалом Бадольо, который первым делом заявил, что Италия продолжит войну и «сдержит данное его правительством слово». Всякое сомнение в верности один раз данному слову задело бы чувство национальной гордости итальянского народа.

Риббентроп заверил Гуарилья, что у него нет поводов для сомнений в искренности итальянского союзника, однако последние события дают пищу для серьезных размышлений. Италия стоит перед угрозой возрождения старых партий, в первую очередь коммунистической партии.

Гуарилья охарактеризовал положение как «нормализующееся и стабилизирующееся» и опроверг слухи о проведении официальными властями сепаратных переговоров с западными противниками «Оси».

По настоянию рейхсминистра генерал Амброзио доложил о военных планах правительства Бадольо. Со своей стороны он подтвердил намерения короля и самого Бадольо продолжать войну на стороне Германии. Он особо подчеркнул, что переворот не внес никаких изменений в военную политику руководства: и ныне, и впредь офицерский корпус Италии останется вне политики. Военное сотрудничество будет развиваться на тех же принципах, на которых оно стояло до сих пор. Итальянское главнокомандование выражает озабоченность в связи с передислокацией в страну большого числа немецких дивизий без предварительного оповещения командных инстанций, как это имело место прежде, и крайне удивлено формой и методами расквартирования немецких войск.

По словам генерала, итальянцы перестают быть хозяевами в своей собственной стране; не соблюдаются и руководящие высказывания фюрера об усилении подразделениями вермахта оборонительных порядков итальянской армии на направлениях «север—юг» и «юг—север», высказанные им в двухчасовой речи на совещании в Фельтре под Вероной. Теперь немецкие дивизии прибывают без уведомления и согласования, подчас выдвигаясь на позиции с применением силы. Развертывание немецких войск перестало отвечать союзным интересам, а отвечает теперь исключительно интересам Германии — в качестве примера можно привести сосредоточение германских дивизий вокруг Рима.

Фельдмаршал Кейтель заметил, что присутствовал на совещании в Фельтре, где фюрер объявил о намерениях рейха «оказать Италии любую посильную помощь», даже если это приведет к отсрочке запланированных немецким командованием мероприятий на других театрах военных действий. 9–10.7.43 г. англо—американский десант высадился в Сицилии, чрезвычайно обострив ситуацию на этом направлении. Это обстоятельство потребовало от немецкой стороны перегруппировать все дислоцирующиеся в Италии немецкие войска для поддержки и усиления сицилийского контингента вермахта, который в одиночку противостоит союзнической армии вторжения после того, как итальянские части продемонстрировали свою полную несостоятельность и откровенное нежелание воевать. Вот почему ОКВ перебрасывает в Италию немецкие подразделения с других фронтов. Сразу же после посадки в аэропорту, в ответ на просьбу генерала Амброзио, он (фельдмаршал Кейтель) пообещал дополнительно отправить в Италию 4–6 дивизий, поэтому ему не совсем понятны жалобы «на переброску немецких частей без предварительной договоренности»… Не говоря уже о том, что данное утверждение не соответствует действительности по чисто техническим причинам: немецкие войска пересекают государственную границу Италии по железной дороге или в пешем строю только после согласования с соответствующими инстанциями итальянской пограничной службы.

Странно слышать, что переброску с Восточного фронта танковых соединений и передислокацию вновь сформированных во Франции частей господин генерал представил как доказательство того, что «итальянцы перестали быть хозяевами в своей собственной стране». Это тем более неприятно, поскольку намерение ОКВ оказать содействие в наведении элементарного порядка воспринято как вмешательство во внутренние дела, совершаемое якобы вопреки воле итальянского народа. Видимо, речь идет о недоразумении, связанном с напряженным положением на ж.—д. транспорте и плохим состоянием итальянских дорог. Жалобы на недопустимое поведение немецких войск немецкое командование будет рассматривать только в тех случаях, если наказуемые действия не были спровоцированы итальянской стороной.

Вступление немецких войск в Южную Италию (группы армий «Центральная Италия» и других соединений) будет зависеть от расторопности служб подвоза снабжения. Эшелоны с дивизиями растянулись в настоящий момент от перевала Бреннера до Калабрии. Особую озабоченность вызывает передислокация 26 и 29 танковых дивизий и отдельных полков дивизии «Герман Геринг»…

Вопросы адвоката доктора Нельте г—ну В. Кейтелю, генерал—фельдмаршалу в отставке, в связи с событиями 20.7.1944 г.

Вопрос: Не известно ли вам, что послужило главной причиной путча 20 июля 1944 г.?

Ответ: Недовольство Гитлером, политической системой, а также методами ведения войны. Было категорически исключено, что Гитлер добровольно сложит с себя полномочия главы государства, поэтому заговорщики решили устранить его насильственным путем. Тем самым они хотели освободить военных и гражданских лиц от присяги на верность фюреру. Об их планах переустройства политической системы Германии я ничего не знал, равно как и о так называемой «государственной программе». Судя по всему, заговорщики не намеревались завершить войну полной и безоговорочной капитуляцией. Как известно, фон Вицлебен, попытавшийся узурпировать власть «верховного главнокомандующего вермахтом», отправил в войска один—единственный приказ — «О внутренних беспорядках», однако ни одна из командных инстанций не приняла его к исполнению. Аналогичные приказы были отправлены и в штабы военных округов, но с тем же результатом.

В.: Можно ли было предположить заранее о составлении заговора с целью свержения государственной власти по той информации, которая поступала к вам по служебным каналам, или из каких—либо других источников?

О.: Для меня и ОКВ это было невозможно, Гитлер не располагал информацией о готовящемся на него покушении. Ни до, ни после событий 20 июля он никогда не беседовал со мной на эту тему. В ходе предварительного следствия было установлено, что несколько высокопоставленных офицеров ОКХ и центрального аппарата абвера в Берлине знали, но не донесли о готовящемся покушении.

В.: Я бы не хотел останавливаться на подробностях путча, поскольку в данный момент это несущественно для организации вашей защиты на процессе. Скажите, не было ли среди заговорщиков хотя бы одного командующего—фронтовика?

О.: Нет. Так до конца и не выяснено, участвовал ли в заговоре кто—нибудь из командующих армиями или группами армий. Насколько мне известно, никто. Генерал Бек предпринимал определенные попытки в этом направлении, но безрезультатно.

В.: Имели ли вы какое—нибудь касательство к событиям 20 июля?

О.: Во время взрыва бомбы я находился рядом с фюрером, затем по его приказу отдал необходимые указания командованию составных частей вермахта и военных округов.

В.: Я так подробно расспрашиваю вас о событиях путча только потому, что на предварительном следствии в ваш адрес были выдвинуты обвинения о виновности в смерти или причастности к смерти фельдмаршала Роммеля. Что вы можете показать в связи с этим обвинением?

О.: Роммель был изобличен показаниями одного из главных соучастников заговора, некоего оберстлейтенанта из штаба главнокомандующего оккупационными войсками во Франции генерала Карла фон Штюльпнагеля. Фюрер показал мне протокол допроса и приказал вызвать Роммеля через своего шеф—адъютанта и начальника управления кадров вермахта генерала Вильгельма Бургдорфа. Роммель заявил, что в настоящий момент состояние здоровья не позволяет ему явиться к фюреру. Тогда Гитлер отправил к фельдмаршалу своего шеф—адъютанта Бургдорфа, вручив ему протокол допроса и письмо, написанное мной под диктовку фюрера. Фюрер оставил на усмотрение Роммеля: явиться к нему, если он невиновен, или готовиться к аресту со всеми вытекающими последствиями. Необходимые выводы ему следует сделать самому.

Ознакомившись с протоколом, Роммель спросил, известно ли фюреру его содержание; затем попросил генерала Бургдорфа дать ему время на размышление. Бургдорф получил личное указание фюрера не допустить самоубийства из огнестрельного оружия и дать Роммелю капсулу с ядом. Такая смерть не вызовет подозрений общественности, поскольку даст возможность объяснить кончину фельдмаршала последствиями черепно—мозговой травмы. Фельдмаршал уйдет из жизни, не запятнав свою честь и сохранив популярность в народе.

Во время поездки в Ульм, якобы на прием к врачу, Роммель принял яд в присутствии Бургдорфа. Истинная причина смерти фельдмаршала не разглашалась, Гитлер приказал устроить ему государственные похороны со всеми почестями.

Судебное дело против офицеров—изменников, участников заговора «20 июля»

Памятная записка адвокату доктору Нельте от 9.5.1946 г.

После покушения 20.7.44 г. у многих, кто находился в этот момент в ставке фюрера, создалось такое впечатление, что заговор и подложенная бомба — дело рук сухопутной армии, в то время как кригсмарине и люфтваффе к измене непричастны. Поэтому первым же указом фюрер передал Гиммлеру, рейхсфюреру СС и рейхсминистру внутренних дел, все полномочия в отношении Резервной армии и армейских командных инстанций на территории рейха (включая ОКВ), кроме тех, что входили в компетенцию ОКЛ и ОКМ. Настроенный самым решительным образом, Генрих Гиммлер вылетел в Берлин во второй половине дня 20 июля.

Указ фюрера давал ему право санкционировать арест военнослужащих любого ранга, т. е. наделял полномочиями, не входившими до сих пор в юрисдикцию шефа немецкой полиции.

В моем присутствии Гиммлер потребовал особых полномочий для IV управления РСХА (гестапо), учитывая чрезвычайный характер происходящих событий. Фюрер придерживался той точки зрения, что гестапо должно иметь безусловное право на изоляцию заподозренных в государственной измене военнослужащих, в первую очередь офицеров—предателей, окопавшихся на штабных должностях. Подобного рода практика противоречила всем имевшимся на тот момент указам и постановлениям о подсудности военнослужащих, поэтому, в целях закрепления полномочий Гиммлера в законодательном порядке, фюрер назначил его командующим Резервной армией, т. е. старшим воинским начальником всего института резервистов, в состав которого входило и ОКВ. Особым постановлением Гитлер разрешил рейхсфюреру СС задействовать в оперативно—розыскных мероприятиях вверенные ему полицейские инстанции, поскольку в заговоре принимали участие и гражданские лица. После того как поступила информация об аресте двух офицеров кригсмарине и офицера люфтваффе, участвовавших (заподозренных в соучастии) в заговоре, Гитлер подписал приказ:

«Гестапо (СД) представило главнокомандующим составными частями вермахта списки военнослужащих, чье участие в заговоре не вызывает сомнения и практически доказано. Вышеупомянутые солдаты и офицеры подлежат досрочному увольнению из рядов вооруженных сил (с позором) с их последующей передачей следственным органам гестапо».

Гитлер распорядился учредить специальный «Суд чести» для рассмотрения дел солдат и офицеров сухопутной армии, находящихся под подследственным арестом гестапо согласно приказу командующего Резервной армией рейхсфюрера СС Гиммлера. В состав «Суда чести» вошли 5 генералов вермахта, которым предстояло определить, кто из подследственных подлежит незамедлительному увольнению из армии. Членами «Суда чести» были назначены:

генерал—фельдмаршал фон Рундштедт

генерал—фельдмаршал Кейтель

генерал—оберст Гудериан (начальник генштаба сухопутных войск)

генерал—лейтенант Шпехт (инспектор подготовки кадров комсостава)

генерал—лейтенант Киргхейм (как постоянный заместитель Гудериана)

2 заместителя.

Согласно материалам предварительного следствия «Суд чести» выносил решения и представлял их на утверждение фюреру:

1. Увольнение из рядов вооруженных сил.

2. Отстранение от занимаемой должности (до вынесения решения Народным трибуналом).

3. Дисциплинарное взыскание, если действиями (или бездействием) не был нанесен значительный ущерб.

4. Освобождение из—под стражи.

Если мне не изменяет память, «Суд чести» заседал 4 раза в августе и начале сентября.[89] Протоколы вел начальник управления кадров вермахта или его постоянный заместитель генерал—майор Майзель из дисциплинарного отдела.

Каждое дело рассматривалось в индивидуальном порядке — решения принимались после тщательного обсуждения и голосования (в подавляющем числе случаев — единогласно, в остальных — большинством голосов) и только потом передавались на утверждение фюреру.

Вначале Гитлер согласился с моим предложением предать виновных суду военного трибунала. Однако затем он изменил свое решение после доклада рейхсминистра Тирака, считавшего, что судебные процессы, в которых наряду с военнослужащими замешаны и гражданские лица, подлежат юрисдикции суда Народного трибунала, в компетенцию которого как раз и входило рассмотрение дел, связанных с фактами государственной измены, шпионажа и прочих политических преступлений.

Таким образом, роль «Суда чести» сухопутной армии сводилась к следующему: суд выносил частное определение о необходимости (или отсутствии таковой) передачи дела в суд Народного трибунала для последующего утверждения Гитлером как главнокомандующим сухопутной армией. В случае согласия фюрера с нашими представлениями и передачей дел Народному трибуналу соответствующая командная инстанция вермахта ходатайствовала о досрочной демобилизации подозреваемого, т. е. принятие окончательного решения оставалось за армией.

Чрезвычайная ситуация, сложившаяся после событий «20 июля», совершенно справедливо и закономерно потребовала применения экстраординарных мер от военно—политического руководства страны. В связи с этим считаю принципиально правильным решение о наделении Гиммлера особыми полномочиями, согласно которым арест, дознание и предварительное следствие проводились органами службы безопасности СС (СД) без привлечения военно—юридических служб вермахта. Правильно и то, что «Суд чести» не выносил приговоры, а на материалах предварительного следствия рекомендовал или не рекомендовал дальнейшее рассмотрение дел судом Народного трибунала…

Насколько мне известно, в ходе заседаний Народного трибунала 3 или 4 обвиняемых были освобождены из—под стражи и полностью оправданы за отсутствием состава преступления, к 10 военнослужащим были применены меры дисциплинарного воздействия, и в 32 случаях были вынесены смертные приговоры…

Комментарии к показаниям главного свидетеля обвинения Ханса Бернда Гизевиуса, бывшего вице—консула немецкого посольства в Цюрихе (Швейцария)

1 Генерал—оберст Бек

Решение об увольнении Бека с поста начальника генштаба без права восстановления в должности было принято Гитлером и фон Браухичем еще 4.2.38, однако состоялось только 18 августа 1938 г. Поэтому с самого начала Браухич как главнокомандующий сухопутными войсками поручил разработку плана «Грюн» Гальдеру. Бек почувствовал себя оскорбленным и потребовал увольнения, а не почетной отставки, поскольку считал «невозможным продолжать подготовку офицеров генерального штаба в создавшейся ситуации». Браухич доложил Гитлеру о позиции Бека, и фюрер незамедлительно уволил его именно с такой формулировкой, на которой настаивал генерал, и снял с повестки дня вопрос о назначении Бека командующим группой армий.

2. Генерал—фельдмаршал фон Вицлебен

С августа 1941 г. Вицлебен по состоянию здоровья находился в резерве командного состава. После отбытия последнего в бессрочный отпуск фюрер заметил, что в дальнейшем не будет рассчитывать на услуги обремененного болезнями человека.

Ни Вицлебен, ни Бек авторитетом в армии не пользовались — все считали их отжившими свой век развалинами. Что касается молодого поколения строевых офицеров, то имена вышеупомянутых генералов были им совершенно неизвестны.

3. Генерал пехоты Ольбрихт

Фридрих Ольбрихт, начальник главного управления общих дел сухопутных войск, стал еще одной жертвой начальника своего штаба Штауффенберга. Ольбрихт — образцовый строевой офицер, один из немногих дивизионных командиров, награжденных «Рыцарским крестом» по итогам польской кампании. Граф Штауффенберг использовал в своих низменных целях недовольство Ольбрихта, получившего, на его взгляд, несправедливый выговор от фюрера. Он не относился к породе ниспровергателей, а был мягким и безвольным человеком, — типичным саксонцем.

4. Оберст граф фон Штауффенберг

Ревностный католик и фанатик от политики, единственный по—настоящему опасный человек среди сонмища нытиков и пессимистов. Из прочих заговорщиков разве что Бек, болезненный и тщеславный старец, выделялся на общем фоне своей активностью и бескомпромиссностью, но и ему не давали покоя лавры Мольтке: он — лучший начальник генштаба, все знает, все предвидит и т. п.