"Борис Гребенщиков. Книга-прозы" - читать интересную книгу автора

черных потертых тумб, стоящих по краям сцены.
Появился пианист в длинной широкой вельветовой куртке, похожий на
какого-то бога, одевшегося модным художником. Он тронул клавиши,
развернулся и воззрился в зал. Оттуда вылез кто-то с болезненным
лицом, взял гитару и воткнул штекер. Мальчик со скрипкой выбросил
папиросу и приложил скрипку к плечу.
Музыка вошла неожиданно, и никто не смог уловить мгновения, когда
люди на сцене перестали быть людьми из плоти и крови и воплотились
в звуки. Кровь прихлынула к вискам Дэвида, чудо воплощения охватило
его. Вздрогнув на ветру, растаял мир, и вспыхнуло, как сухая трава,
сердце. Скрипач, еще совсем юный, ласкал скрипку длинными нежными
пальцами. Она пела, как поют деревья, готовые отдать себя ночи, как
поют июльские поля на восходе. Он смотрел куда-то мимо всего, со
странным застывшим лицом. А потом музыка взрывалась, и скрипка, как
раненая птица, срывалась в штопор, обезумевшей гоночной машиной
носилась по кругу, распиливая реальность, вылетая на крутых виражах
из пространства и времени, опровергая законы гармонии и разрезая
небо надвое.
Битком набитый зал постепенно накалялся. Обычные разговоры словно
обрезало ножом. Впрочем, их бы и не было слышно, и лица, обращенные
к сцене, как к Богу, начинали расплавляться в этом шторме звуков.
Вразнобой стучащие сердца обрели единое биение, слившееся с пульсом
песни. Маленький косматый человек рядом с Дэвидом, только что
распевавший что-то во всю глотку, куривший четыре сигареты сразу и
вообще веселившийся вовсю, как разбуженный, замолк, и, судорожно
раскрыв глаза, пил музыку всем своим существом, а скрипка писала на
его лице отчаяние.
Становилось все горячее. Пианист, забыв обо всем, бросился в море
клавиш, и руки его вспыхивали, как зарницы, разбиваясь о ноты и
рождая гармонию. Ударник уже не существовал как человек, а были
только палочки, бившиеся в пальцах о барабан, как о мир. Изредка
из-под развевавшихся волос прорезал воздух невидящий предсмертный
оскал. Песня рвала на части, чтобы выпустить свет из людских
сердец, и на самой высшей точке, когда дальше идти уже было
некуда, человек с гитарой засмеялся в микрофон. Так мог бы смеяться
дьявол. И вдруг он рванулся вверх и вперед, а гитара - кричащая
птица - полетела впереди, как душа, вырванная из тела.
Уинки подошел к Дэвиду, на ходу вытаскивая сигарету из помятой
пачки.
- Ну как? - спросил Дэвид, улыбаясь.
- Да, - гордо, как будто музыка и весь сегодняшний вечер
принадлежали ему, сказал Уинки, прикуривая от светлячка. - Я просто
в обломе.
А вечер на самом деле принадлежал Дэвиду. Казалось, весь мир
принадлежит ему, не знающему об этом и не желающему знать. Зачем?
У него была Джой. Уинки отыскал ее глазами. Она продиралась сквозь
разноцветную толпу, даря приветственные улыбки.
- Уинки, сегодня будет что нибудь? - наконец дойдя до них; и, не
дожидаясь ответа, прижалась к плечу Дэвида, смотря на него снизу
вверх, так, что Уинки впервые в жизни показалось, что он живет на