"Даниил Гранин. Дождь в чужом городе (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

Так и началось у них. Все произошло со смехом, само собой, как бы
нечаянно, и вечером, засыпая, Чижегов подумал о ней, как думают о гулящих
бабах, довольный главным образом собой.
Впоследствии он не раз пытал ее: так ли она вела бы себя, если бы
появился не он, а кто другой. Кира все уклонялась, убеждая, что узнала
его; в конце концов он добился: она сказала, что женщина она одинокая,
свободная и может позволить себе. Странно, что это ее откровенное
рассуждение и обидело его, и чем-то понравилось. Он подумал, что так
лучше, никаких у него не будет обязательств.
Приезжал Степан Чижегов на лыковский завод примерно раз в два-три
месяца отлаживать автоматические регуляторы. Почему они разлаживались,
неизвестно, разные были предположения, однако с того раза, как запороли
партию готовых деталей из-за неправильного режима, дирекция настояла,
чтобы институт регулярно присылал человека для проверки. Летом и осенью
командировки эти устраивали Чижегова - из Лыкова он привозил домой яблоки,
вяленую рыбу, грибы. Зимой было хуже. Единственное, что как-то примиряло,
это Кира. Нравилась она тем, что не докучала и ничего не требовала. Придет
Чижегов, и хорошо; что есть, то и праздник. Никаких планов не строила, не
загадывала, не было в ней ни прилипчивости, ни бабьего желания обязательно
власть забирать.
И постепенно Чижегов доверился ей. Семью свою он ценил и гордился и
детьми, и женой, которая вела все хозяйство и успевала работать в ателье.
Она была веселой и умной женщиной, и Чижегов старался не доставлять ей
никаких огорчений. После армии он, случалось, запивал и погуливал, в
последние же годы не то что угомонился, а стал беречь жену и перед
сыновьями не хотел показывать себя плохо.
Отношения свои с Кирой Андреевной Чижегов считал баловством, ничего
более. Прошел год с лишним с того июньского дня, и Чижегову казалось, что
ничего не изменилось. В Ленинграде он почти не вспоминал о Кире Андреевне.
Появлялась она для него, когда он приезжал в Лыково. Уже в поезде,
подъезжая, он представлял, как позвонит к ней в контору и она, узнав его
голос, притворно деловым голосом условится... И тут он вспоминал, что надо
было бы привезти ей что-нибудь, какой-нибудь пустяк: чулки, кофе,
шариковую ручку, - было неловко, что опять он забыл, но тут же он
успокаивал себя тем, что, может, и ни к чему приучать ее.
А может, и ей самой странным показался бы такой подарок. Она скучала по
Чижегову, но он понимал, что говорит она так, чтобы доставлять ему
удовольствие. Видимо, ее тоже устраивали их нечастые встречи, которые пока
что не вызывали никаких толков. В Лыкове его мало кто знал. Заводские жили
большей частью в поселке, в трех километрах от города, да и среди
заводских общался он главным образом с лаборантами и Аристарховым.
В самом Лыкове они никуда вдвоем не показывались, встречались с
предосторожностями. Приходя в гостиницу, Кира держалась свободно, Чижегова
даже озадачивало ее искусство. За столом она заигрывала с Чижеговым,
подтрунивала над ним, никак не выделяя его; нахальное это актерство
вгоняло его в краску.
Кира же объясняла ему, что так оно лучше, безопаснее.
При всей своей осторожности, она ничего не боялась и ничего не
стыдилась. Летом, когда они забирались вверх по реке, она купалась при нем
голая, не пряча чуть отвисающего своего живота с большим белым шрамом. В