"Даниил Гранин. Дождь в чужом городе (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

А что мне видно из окна -
За крыши прячется луна.

От песни щемило. От этого теплого вечера, от заночевавших в переулке
машин, груженных капустой, от пыльной дороги, от дремлющих на остановке
баб с корзинами брусники - от всего этого почему-то щемило, и было грустно
и жалко утлую свою судьбу.
Впервые в жизни Чижегов не знал, чего он хочет. Чтобы все получилось
там, у Аристархова, или, наоборот, чтобы все сорвалось. И с Кирой тоже не
знал, чего он добивается. Если б его спросили еще вчера, он бы сказал, что
лучше всего оставить как было. А теперь он и сам не знал. Что-то вдруг
изменилось в его жизни. Он старался не думать о будущем. Раньше будущее
означало только хорошее... В будущем всегда помещались удачи, премии,
отпуск, поездки, встречи с Кирой... Это Будущее кончилось. Оно перестало
существовать. Признание Киры сделало все безвыходным. Чижегов вспомнил,
как его младший сын недавно расплакался: "Не хочу расти..."
Он дошел до кинотеатра и повернул назад.
Как-то Кира уговорила его сходить посмотреть "Даму с собачкой".
Некоторые сцены ему понравились, особенно в гостинице и в театре. Было
даже неловко - он представил себе, как Кира, глядя на это, думала про него
и примеривала к этому Гурову. После сеанса на выходе одна девушка
говорила: "Взяли бы да развелись, характеру им не хватает... когда
настоящая любовь, ничего не страшно". Чижегов только усмехнулся. Не над
ней, а над тем, что и он недавно точно так же рассуждал. Ему захотелось
прочесть этот рассказ. В школе он читал Чехова "Каштанку" и еще что-то
смешное. Вообще же классиков он не читал, тем более рассказов. Он любил
мемуары про войну, детективы, и если рассказы, то когда попадался под руку
"Огонек" или "Неделя". Начав читать "Даму с собачкой", он увидел, что там
было не совсем так, как в кино. Не было старинных сюртуков, швейцаров и
извозчиков, а был Гуров и эта женщина, которая неизвестно чем нарушила его
жизнь. Куда больше оказалось сходства с тем, что творилось у него с Кирой.
Положение Гурова было даже потруднее. Чижегов хоть имел причину ездить в
Лыково. А этим-то приходилось изворачиваться; ох как он их понимал... Жаль
было, что писатель, в сущности, не кончил рассказ, оборвал на самом
жизненном моменте. Как полюбили, как сошлись - это известно, так сказать,
популярное явление, можно представить. Проблема в другом - выход найти из
положения, в которое люди попали. Вот тут бы великому писателю и
подсказать. Что же с ними дальше было. Самое актуальное тут и заключается.
Ведь как-то они независимо от писателя выкарабкались, что-то придумали.
Кира, выслушав его рассуждения, сказала: "Надеешься, что разлюбишь..."
Говорила она и другое, а запомнилось вот это, вроде некстати сказанное.
Тогда, когда он читал, жаль было обоих, особенно Гурова он жалел,
теперь самому Чижегову повернулось куда солонее.
Он вернулся в гостиницу. Внизу за столом компания заготовителей
распивала пиво. Пиво было чешское, в маленьких коричневых бутылках.
Чижегова усадили. Он пил и прислушивался к телефонным звонкам. Думать он
ни о чем не мог, было только томление, высасывающее все мысли и чувства.
- ...Псих этот говорит: "Я торшер, выключите меня, пожалуйста", -
услыхал он свой голос и смех кругом и удивился: такие с ним происходят
события, можно сказать катастрофы, а он рассказывает байки, и никто не