"Даниил Гранин. Картина" - читать интересную книгу автора

открытый на чистой странице блокнот, сверху крупным расплюснутым почерком
"Лосев 18/8", и лежала черная паркеровская ручка, до которой Уваров еще не
дотронулся.
Если затея со Жмуркиной заводью сорвется, тогда Лосев останется у
разбитого корыта. Но мысль об этом лишь укрепляла его решимость. Другое
его останавливало. В последнюю минуту ему вспомнилась Любовь Вадимовна, в
куртке, враждебный ее взгляд из-под надвинутого платка. Вместо железа или
машины для мусора он сейчас мог попросить повысить оклад библиотекарям,
перевести библиотеку в другую категорию, ходатайство об этом лежало у него
в папке. Конечно, Уварову легче было дать машину, дать деньги на стадион,
чем увеличить оклад лыковской библиотекарше на каких-нибудь двадцать
рублей в месяц. Но Лосев знал и то, что сейчас Уваров пошел бы на это. Но
знал Лосев и другое, что нельзя ни на что отвлекаться, что если он хочет
выиграть бой за Жмуркину заводь, он должен пожертвовать всеми другими
своими просьбами и бить в одну точку. Было стыдно перед Любовью
Вадимовной, именно перед ней, как будто она заранее знала об этой минуте,
когда он снова переступит через нее.
Из-за нее Лосев и сбился. Ему бы не сразу, порциями: "Да вот хотел
насчет филиала", запинаясь: "На другое место его перетащить", - как бы
безо всякого желания, вынужденно: "Советовались мы..." Так, чтобы Уваров
сам вытягивал и чтобы не оборвал неторопливо: "Ближе к сути".
Вместо этого Лосев разом, с разбегу, изложил все подряд, правда без
вводных, которых Уваров терпеть не мог и сразу обрывал: "Вы с середины
попробуйте, авось поймем".
О самой картине сказал кратко, как о явлении известном в истории
искусства; в связи с картиной горожане просят сохранить Жмуркину заводь -
традиционное излюбленное место, народ настаивает, были даже случаи
открытого возмущения, так что нельзя ли, учитывая эстетическую ценность...
и прочее, согласно формуле Аркадия Матвеевича.
- Перенести? Чего ж ты раньше думал?
Вопрос был неизбежный, Лосевым предусмотренный. Со дня согласования
прошло два года. Это раз. Многое изменилось. Обстоятельства меняются
быстро, не так ли?.. Прежнее место застройки оказалось неудачным, ничего
страшного, город дает такое же, еще лучше. Это два.
- За такие сюрпризы кто-то отвечать должен.
И к этому Лосев был готов. Если это ошибка, то прежде всего его самого,
Лосева, никого другого.
- Да при чем тут ты... - с какой-то излишней досадой перебил его
Уваров, задумался на мгновение, но больше ничего не сказал и пробарабанил
по столу.
- За все надо платить, - сказал Лосев.
- Это верно, да цена-то подскочила, - усмешливо ответил Уваров и
посмотрел на Лосева с интересом. - Ты что же выговор просишь, приносишь
себя на алтарь?.. Ну что ж, выговор не судимость. Был выговор и нет
выговора, - он тянул, проясняя для себя ситуацию. - У нас выговоры даются
иногда для покрытия расходов. Получил выговор и чувствуешь себя в расчете.
Грехи отпущены. Епитимья наложена.
Улыбка молодила Уварова, улыбался он редко, большинство дел не
нуждалось в улыбке. Да и сейчас улыбался он не Лосеву, а своей мысли, на
Лосева же он был сердит, правда какой-то неопасной сердитостью, которая