"Даниил Гранин. Сад Камней" - читать интересную книгу автора

этой пишут женщинам, на той лучше писать зимой, а на этой -
печальные сообщения. Присматриваясь, я и в самом деле что-то
такое начинал различать. Воспитанная веками культура чувств
слегка приоткрылась передо мною через эти обыденные предметы.

Наверное, я купил бумагу для писем в дождливую погоду,
ничего шутливо-беспечного не получалось.

"Когда ты далеко, я лучше тебя вижу; кажется, что я
приехал сюда, на край света, ради того, чтобы увидеть пас
обоих. Японию откроют и без меня. Сейчас модно писать про
Японию. Но открыть в ней что-либо можно, по-видимому, лишь
открывая что-то в себе самом. А это трудно. Легче заниматься
чужими душами, чем собственной..."

Как-то под вечер я попал в огромный универмаг. Девушка у
эскалатора радостно поклонилась, приветствуя мое появление. Она
приветствовала каждого входящего, это была ее работа, но мне
было наплевать, я не собирался ни с кем делиться ее улыбкой и
нежными словами, которые она сказала мне. Эскалатор поднимал
меня этаж за этажом мимо расшитых кимоно, харэги, коэнсита,
золотистых татами, низких лакированных столиков, обеденных
сервизов, игрушек, велосипедов, бамбуковых спиннингов,
роскошных часов, и вдруг из этого мира новеньких, новейших,
самых модных вещей, пахнущих краской, блистающих никелем,
нетронутой чистотой, я попал в старое, поношенное, захватанное
и поразительно знакомое. Это были вещи моего детства. Первые
вечные ручки - толстые, тяжелые, из пластмассы в мраморных
разводах. Граммофонные пластинки "Виктория": "Голос его
хозяина" - и нарисована собачка перед граммофоном. Сами
граммофоны с большими зеленоватыми трубами, деревянными
инкрустированными ящиками. Шелковые цилиндры на белой
подкладке. Тяжелые карманные часы с цепочками. Старомодные
коньки. Детекторные приемники со множеством эбонитовых ручек.
Сахарные щипцы. Лорнетки. Тут не было ничего антикварного,
самые обычные бытовые вещи наших отцов и бабушек - корсеты,
телефонные аппараты с кнопками, ридикюли, гамаши, большие
роговые гребни, ручные швейные машины. Были тут и чисто
японские старые вещи: игральные карты, где вместо мастей -
разные растения, соломенные шляпы, веера, какие-то трубки,
шашки...

Вещи радовали прежде всего узнаванием. Сразу вспоминались
комоды, шифоньеры, полузабытые дома, и люди, и запахи. А кроме
того, приятна была их добротность, честная неуклюжая
добросовестность - вроде больших латунных контактов на
приемнике.

В доме моего двоюродного брата стояли высокие бронзовые
подсвечники. Только теперь я понял, какие это были красивые