"Катерина Грачева. Здесь был Федор " - читать интересную книгу автора

мужественно ее ловил и спасал, я березу трухлявую углядел, а из нее две
тоненьких веточки проросли. Светятся насквозь под солнцем. Это ж надо, какая
сила жизни! Как бы ее заснять суметь? На колени встал - мало, сел - мало,
утрамбовался в щель меж валунами - есть! Кадр есть, а курумник меня обратно
не выпускает... За жадность, наверное...
Борька завидел такое дело - нет чтоб помочь, так он фотоаппарат отнял и
давай снимать, как я меж камней увяз.
- Кадр-шедевр! - говорит. - Фотограф переусердствовал!
Вот за это ему наказание было: встретились нам на тропе туристы и
сказали, что родник у Откликного гребня, куда Борька нас вел, пересох.
Пришлось Борьке еще семь литров воды в канистру набрать и на спине до самого
конца нести.
Миновали мы Гремячий ключ с его сердитою водой и побрели через цветущие
пригорные луга под палящим солнцем. Брели, брели - сделали привал под
огромной тройной пихтой. Ленка не успела присесть - запросила бумагу и
карандаш. Карандаш мы ей нашли, а бумагу нет; упрямая Ленка тогда начала на
сухой травинке писать. Она пишет, а я читаю. "Кто познал, что такое
раскидистое дерево в час жары, тот закроет собою идущих следом в час, когда
битва будет особенно горяча и огонь особенно яр". Вот какие мысли записывает
изможденная Ленка, едва освободившись от рюкзака, представьте себе!
А потом мы шли мимо мимо огромной травы, мимо стеблей борщевиков,
которые были на голову нас выше - и уже разглядывали вершинки гребня из-за
этого пестро-зеленого моря. Тропа то ныряла с солнечных полянок в тенистые
хвойники со сладковатым запахом смоляных игл, то снова катила высокие
травяные волны, на гребнях которых мирно жужжали шмели... и вдруг резко
кончилась, и открылся Откликной. Ох, братцы мои! Я такое видел однажды в
иностранном сказочном фильме, так я был уверен, что это все капроновые
декорации, а оказывается - оно бывает!! Это ж надо: ровная площадка,
сияюще-изумрудная трава, фиолетовый огонь иван-чая, темные худенькие пихты -
и резко вверх уходит огромный чешуйчатый хребет бронтозавра, сплошь из
каменных глыб.
Я встал - и немею, не соображу даже рюкзак расстегнуть, а Лютик тем
временем уже палатку разворачивает, топором машет - очень хочет Ленке
понравиться.
День был субботний, погода хорошая, народу - яблоку негде упасть. Не
найдя удобной стоянки, стали на полянке без костровища. Ленка рюкзак под
пихту уронила, потом себя саму рядышком. Я хотел ее заснять, но только так
она заманчиво отдыхала, что я слабо махнул рукой и улегся тоже. Благодать! А
Борька с костром возится, чтобы нас накормить. Ему походы привычнее,
конечно, да только и рюкзак у него нашим не чета: и палатка у него, и топор,
и вода, и гитара еще.
- Ленка, - говорю, - посмотри на этого труженика. У меня такое чувство,
что теперь мы оба как честные люди должны за него замуж выйти. А?
- Это чтобы всю жизнь вот так? - умирающе спросила она. - Да ни за что!
- Ничего! - бодро сказал Борька. - Еще не вечер.
- А что будет вечером? - с опаской спросила Седова, сразу ожив.
- Посмотрим, - деловито ответил Борька, посмотрел на небо, поплевал на
ладони - и опять за топор.
В небе же летала птица. Большая, я таких никогда не видел, чтоб они в
воздухе держались. А она высоко парила и кричала так, будто утренний петух