"Катерина Грачева. Мой дом - Земля, или Человек с чемоданом " - читать интересную книгу автора

ничего не несешь миру.
- Дядька, которому я чинил телевизор, так не считал, - засмеялся он. -
Раз уж мы заговорили о пользе для мира, скажи, пожалуйста, ты ведь не живешь
для своего счастья - что ты принесла миру?
Мне нечего было ответить. Я расстроилась. Выходило, я никому ничего
хорошего не делаю, даже себе.
- Гелий, скажи, пусть тебе так хорошо, но почему ты считаешь себя самым
счастливым на свете?
- Самым, не самым, какие пустяки, - он улыбнулся и замолчал, глядя
вдаль - туда, где кончалось озеро. Я тоже уставилась на горизонт, но
улыбаться почему-то не хотелось. Было ужасно обидно, что я прожила целых
пятнадцать лет и не умела радоваться жизни, как этот бродяга. Гелий,
кажется, почувствовал, что я расстроена, потому что чуть приобнял меня за
плечи и шепнул:
- Оля, большое спасибо, что ты мне поверила. Это так здорово, - вдруг
он расхохотался и добавил:
- Вадик на моем месте сказал бы: "Ты лишила меня возможности хвастать
тем, что мне никто не верит!"
- Разве этим можно хвастать? - удивилась я.
- А как же. В этом есть особый шарм. Ты наверняка видела, как разные
старички в очереди кричат, что они инвалиды - это дает им привилегии. Многие
женщины, особенно в пожилом возрасте, любят жаловаться на свои болезни.
Вроде бы глупо: кто станет кричать всем о своей неполноценности? Ан нет.
Многим нравится быть слабенькими и бедненькими. Прояви они свою волю, они
могли бы вылечиться, зачастую даже очень скоро. Но они предпочитают стонать,
вместо того чтобы изменить свой образ жизни.
- Это кощунство! - возмутилась я. - Разве можно усмехаться над больными
людьми?
- Вот видишь! По-твоему, они особые, раз больные. Я не о всех говорю.
Но если приглядишься, сама увидишь: есть достаточно людей, которым нравится
быть несчастными. Вот пять лет назад, когда ты ревела на этом камне, тебе
тоже нравилось реветь. Вот как умру, вот как похоронят, то-то вы все
пожалеете...
- Да, да, - сердито перебила я. - Знаешь, папа тоже умеет читать лекции
и нотации. Они мне надоели.
- Прости, - сказал Гелий. - Пойдем домой?
- Нет, давай посидим здесь. Я люблю слушать волны и смотреть вдаль, за
горизонт, когда ничто не останавливает взгляда.
- Я тоже люблю. Только, пожалуй, я люблю это делать один, - ответил он.
- Ну и что же? Я буду молчать, - уверила я его.
Мы сидели и смотрели на озеро. Я думала: вот, рядом со мной самый
счастливый человек на свете. И меня это радовало и сердило одновременно.
Сердило, что мне нечего возразить. А что радовало, не знаю.
Потом ветер принес красный, будто стесняющийся своего одиночества
листок боярышника и кинул его в воду. Листок отважно взмывал вверх вместе с
волнами и не менее отважно ухал вниз, все держась на поверхности. Ему,
наверное, было страшно и в то же время весело, и, казалось, он был отчего-то
счастлив. Наконец одна из волн накрыла его, и он исчез.
Я вздохнула и поглядела на Гелия, а он - на меня. Значит, он тоже все
это время следил за листком. Мы рассмеялись.