"Катерина Грачева. Дневник папиной дочки (fb2) " - читать интересную книгу автора

такого решения. Особенно насчет бумаг он наверняка рад.
А вот о том, чтоб гостить у Саши, нет и речи. Но кто ему приберет
библиотеку? Кто графики правильно доработает? Кто подготовит речь для
защиты? Все, что нам можно, - это пить чай у деда и вести чинные беседы за
общим столом. Слежка за нами идет откровенная. Так мама охраняет мою
нравственность. Просто курам на смех. Плохо она меня знает, что ли. Я бы
сказала, что она меня просто провоцирует.
Это мучительно - слоняться с мамой по пляжу или по магазинам, когда
Саше так нужна помощь. Этак он опять досидит до последнего. Нет, надо что-то
предпринять, и немедленно. Даже если мне придется для того писать шпионские
записки на конфетных фантиках.
24 августа
Они нас "застукали" на сеновале - когда мы очень уж громко спорили
насчет одного места в речи. (Саше все кажется, что надо подробности сыпать,
а я ему толкую, что вся эта комиссия своими делами озабочена и надо,
наоборот, все проще формулировать). Мы их уже заметили, но сделали вид, что
не заметили, и так яро заспорили, что слова не вставишь. Причем
наукообразность терминов резко повысилась. Мало-помалу она уж настолько
повысилась, что стало абсолютно ясно, что мы их видим. Дед лениво сказал:
- Пошли, мать, дальше спать. Не видишь, русская наука в муках
рождается, а ты с ремнем.
- Ну конечно! - возмутилась мама. - Все начинается с науки, а потом...
- О! - воскликнул Саша. - Все начинается с науки! Хорошо сказано!
Одобряю. Так красиво могла сказать только жена Сергея Наумова!
- Я тебя сейчас так одобрю, кандидат в кандидаты, - сказала мама.
- Эх, мама-мама, - ответил он. - Я ведь уже большой мальчик. Четырех
парней с ножами не побоялся, когда вашу старшую защищал. Думаете, за младшую
женщины с ремнем испугаюсь?
- Ступайте-ка, отец, - сказала мама, а сама пошла и бухнулась рядом с
Сашей в сено. И вышел такой диалог, а точнее, монолог.
- Сколько тебе лет, большой мальчик?
- Двадцать пять.
- Читала твою статью, ты настоящий ученый.
- Надеюсь.
- А ты рассказывал большой девочке Жене, что такое быть женой таких,
как вы? Рассказывал, например, что случись что - ты за свою науку последний
пиджак заложишь? Рассказывал, что такое беременная женщина, падающая в
голодный обморок, не имеющая сил добраться до холодильника с макаронами? А
что такое высокопоставленные научные оппоненты и что такое шантаж,
рассказывал? Рассказывал, что жена таких, как вы, обязана забыть о
собственном пути и становится ломовой лошадью? Что из этого ты ей
рассказывал, господин Ведронбом? Или ты показывал ей только яркие книги и
смелую драку?
На этом закончился ее первый аргумент: тяжелая жизнь. Саша молчал. Она
выдвинула аргумент номер два.
- Да и потом, господин Ведронбом, насколько хорошо ты понимаешь, что
она хоть и тинейджер покуда, да все же барышня, а ты хоть и
высокоинтеллектуальный, а мужик? Ты ведь не замечаешь, как она от твоего
галстука глаза отводит. Вежливая. А я невежливая: могу тебе прямо сказать,
невозможно безобразный галстук, для огородного пугала. То ты на стол сядешь,