"Андрей Грачев. Горбачев (полный вариант книги)" - читать интересную книгу автора

Генсек и "гензек"
"У него была мания ее величия"
Шанс Горбачева (Вместо эпилога)



ПРОЛОГ
"Нет истории, есть биографии", - процитировал Ралфа Эмерсона президент
Рейган, когда впервые принимал Михаила Горбачева в Белом Доме в декабре 1987
года. Что имел в виду американский философ? Что историю надо изучать по
именам и свершениям великих деятелей или что у истории нет иного инструмента
самовыражения, кроме человека и его поступков?
Нет ничего проще, чем поделить прошлое на эпохи по именам царей,
королей, президентов или генсеков. Проблема лишь в том, что у истории своя
табель о рангах, не совпадающая с должностями и чинами правителей. Места в
ее Пантеоне заранее не бронируются и не продаются. И если одно из них,
безусловно, зарезервировано за Михаилом Горбачевым, то вовсе не потому, что
он шесть с половиной лет правил Советским Союзом - сначала как генсек
компартии, а затем как его Президент, - а потому, как распорядился
оказавшейся в руках неограниченной властью.
Его будут вспоминать и поминать - одни восхваляя, другие проклиная, -
не только за то, что он сделал и на что отважился, но и за то, на что не
решился и от чего удержался. Конец ХХ века останется эпохой Горбачева уже
потому, что именно он подвел черту под главным конфликтом столетия и,
перевернув страницу истории, дал возможность писать ее дальше с чистого
листа.
Как обычные люди становятся историческими личностями? Что выделяет их
из общего ряда? То, что отличает от остальных, - исключительные способности,
энергия, честолюбие, жажда власти, приверженность идеалу, моральный
ригоризм, или, напротив, безоглядный цинизм, беспринципность, или то, что с
ними связывает, - знание жизни, умение уловить и выразить настроения и
надежды народной массы? Очевидно, все это вместе для каждого - в своей
пропорции, в смеси, состав которой можно определить лишь по интуиции, а
удостовериться, что желаемое блюдо получилось, - по результатам.
Наверняка Горбачев уже в молодости обладал набором большинства
упомянутых качеств. Но не в такой степени, чтобы в нем можно было угадать
будущего лидера национального или тем более мирового масштаба. Интрига
истории разворачивалась по ей одной известным сценарию и календарю, и даже
ее главный герой не был до поры до времени посвящен в смысл своей миссии. А
уготовано ему было нешуточное: сокрушить систему, царившую почти на половине
земного шара, которая претендовала на мировое господство и не подавала
никаких, по крайней мере внешних, признаков истощения. Скорее наоборот, по
мере того как режим, основанный, по словам русского философа Ивана Ильина,
"на сочетании интернационального авантюризма с исторической
мечтательностью", увядал, умирал внутри, все чаще отправляя на кремлевский
погост своих руководителей, его претензии на сверхдержавность становились
еще безудержнее и безрассуднее. В конце концов и афганская авантюра, и новые
ракеты, нацеленные на Запад и на Восток, должны были не столько устрашать
реальных или воображаемых врагов Советского Союза, сколько маскировать,
компенсировать растущую слабость дряхлеющей системы.