"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

ордера:
- Знаком мне этот Миловидов... На приметке он у нас...
Совсем недавно зашел к нему начальник уездного уголовного стола и
рассказал про этого Миловидова. Торговый агент из кредитного товарищества
летом продал тридцать бочек цемента частным торговцам, хотя по договору
цемент полагался местному совхозу для строительства сыроваренного завода.
И вот чудеса - совхоз у этих же частников вынужден был покупать материал
по завышенной уже цене. По жалобе совхоза было возбуждено следствие, но
оно вскоре же остановилось. Товарищество взяло под защиту своего агента,
заявив, что он неопытный и неумелый еще работник.
Потом начал "сильно гулять" Миловидов по ресторанам и сельским
трактирам. Этот приземистый человек, с черными усами-"баранками",
синеносый, хрипастый, обожал духовой оркестр и военные марши. По рассказу
начальника уголовного стола, где-нибудь в трактире, кинув скрипачу или
шарманщику червонец, требовал "военного марша". Особенно любил "Марш
Копорского полка" и "Прощание славянки". Вытянется, выкатит живот, замрет
со слезами умиления на глазах. Под осень он пригласил на свадьбу
племянницы председателя кредитного товарищества духовой оркестр в полном
составе. И тот два дня сотрясал домишки жителей бравурными военными
маршами, мазурками и вальсами. На какие деньги простой служащий два дня
мог содержать оркестр?
- Завтра с ранним поездом выезжаем в село, - решил Костя. - Иду
выписывать командировки. Познакомимся лично. А насчет наблюдать... Так
скажу я тебе, Кулагин, что это сейчас напрасное дело. Ты со двора, а они к
своим сообщникам, если они имеются. Или телефон, или записка, или
приказчика рысью в какой-нибудь дом. И они, эти сообщники, если они есть,
повторяю я тебе, Кулагин, уже все знают, какой ты из себя хороший да
толковый... Товар мы отберем, а Замшева временно не тронем. Он пока
бесполезный человек. А вот Миловидова надо брать под стражу...


2

И в это утро шел снег - ложился в сад, что виден был из окна дома,
где жил торговый агент Миловидов, на дорогу, по которой неслись,
раскатываясь на буграх, розвальни, черневшие фигурами мужиков в тулупах.
Сумерки постепенно таяли, и все четче выделялось небо, покрытое серой
пеленой облаков, далекие леса и далекие дороги, словно затканные стежками
ниток - санными обозами, уходящими из этого села в извоз с углем, с
торговлей на городской базар. Бледнел свет лампы на столе по мере
нарастания дневного света. А они все сидели в этой маленькой комнатке,
которую Миловидов второй год уже снимал у сельской акушерки. Костя сбоку в
деревянном кресле с высокой спинкой, Кулагин на низкой скамье, вытянув
ноги. А сам Миловидов возле самовара за столом, облитый этим дрожащим
светом керосиновой лампы. В нижней рубахе, расстегнутой, так что вольготно
раскинулась мясистая волосатая грудь, в галифе, босой. Он прихлебывал из
кружки чай, пьяно икал. Оставив кружку, принимался крутить завитые в
баранки черные усы. И все посматривал в окно на этот снег, порхающий возле
стекла молью, на дорогу, осыпанную сенной трухой, конскими вешками, на
дома по той стороне улицы, окна которых были или темны или освещались