"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Вошли двое - Рябинкин и Каменский - агенты первого разряда.
Каменский - крупный мужчина с широким лупоглазым лицом, в картузе черном,
в брезентовом плаще и ботинках на толстенной подошве - молча присел на
диван. Этот - местный житель, работал до империалистической войны монтером
в коммерческом училище. В войну на турецком фронте при тридцатиградусном
морозе вместе с другими солдатами - рязанскими, тамбовскими, тверскими
мужиками - карабкался по кручам на крепость Эрзурум. Не добрался,
остановила пуля. Пролежав несколько часов, обморозил лицо, ноги. Да еще
свалилась по дороге санитарная линейка - лошади понесли вдруг в темноте,
напуганные воем шакалов. Лежал в госпиталях до конца войны. В гражданскую
сопровождал цистерны с бензином на восток для Красной Армии, тоже
натерпелся всякого. В губрозыске три года, по рекомендации самого Ярова:
земляки они, с одной окраины, чуть ли не в мальчишках вместе гоняли латухи
да шарили вьюнов по заводям корзинами.
Рябинкин, тот недавно в розыске. Лицо у него доброе, и какой-то он
отзывчивый на все, с каждым умеет поговорить. С одним раскурит цигарку, с
другим о доме потолкует, с третьим пышкой с базара поделится, четвертого
поругает за что-нибудь... Положено ему быть внимательным ко всем -
помогает потому что секретарю партийной ячейки при губмилиции. Он же ведет
кружок политграмоты раз в неделю, часто выступает с докладами о событиях в
мире.
Сняв фуражку и бросив ее на диван рядом с Барабановым, Иван обошел
всех, здороваясь за руку. После этого спросил с любопытством:
- Ну, молчит?
- Молчит, - поняв, о ком идет речь, нехотя отозвался Костя, не
отнимая рук от огня.
- Не оборвалась бы цепь...
Костя удивленно глянул на него, подумал: "Тоже, значит, цепь видит
Рябинкин".
- Может, и оборвется, - отозвался он, потирая нажженные щеки. - А
может, и цепи-то нет. Пустяк какой-то.
Кулагин сказал вроде как одному инспектору:
- Говорит, по ошибке написал ордер, в суматохе. Нет, не пустяк, -
покачал он головой, сдвинув брови, как будто был недоволен словами
инспектора: - Кто-то еще да прячется за ним. Кто-то да есть...
- Если есть, значит, узнаем, - ответил Костя, прислушиваясь к щелчкам
в печи. - Ну, а как вы съездила в село, Антон Филиппович? - спросил он
Каменского. - Как та старуха?
- Своей смертью, - ответил Каменский, почему-то улыбнувшись
виновато. - Помылась вечером в баньке, попила чаю с малиновым вареньем,
легла на голбец да и не проснулась.
- Без тоски и без боли, - вставил Саша, нагибаясь за железным прутом,
чтобы поправить дрова в печи.
Каменский вытер лицо платком, вдруг точно озлили его слова Карасева:
- А мы тоже позябли с Иваном. У лошади ноги больные, плетется
еле-еле, а сугробы уже. В трактире, под городом, попросил я горькой
русской аршинчик. Невмоготу...
Он поднял голову, туго свернулась багровая шея, охваченная воротом
свитера.
- Бородка вроде как показалась... Приехал тоже, значит, из уезда.