"Богумил Грабал. Жизнь без смокинга" - читать интересную книгу авторавиолончелью, чтобы поднести ему ее до самой водонапорной башни, где пан
Марыско обитал... куда он сгинул? Куда ушел тот, кто во времена протектората, завидев пана уездного начальника Оумрта, брал метлу на караул, как будто по-военному салютуя пану уездному начальнику, и подымал руку, и кричал: "Хайль Гитлер! Пан уездный начальник, угостите сигареткой..." И пан уездный начальник всегда давал ему сигарету и махал рукой, а потом спешил к себе в управу... Куда делся этот Кашпар? Тот самый, с которым я несколько раз ездил в Прагу навестить его тетушку, богатую даму, жившую в шести комнатах, куда мы вечно вваливались не вовремя, потому что дама еще не покидала постели, но Кашпара она принимала как родного племянника и потом, прямо в халате, потчевала нас коньяком в роскошной, убранной в стиле модерн гостиной и благодарила меня за то, что я дружу с Кашпаром... "Здоровьица вам!" Вот каково было обычное приветствие, с которым юродивый обращался к любому, кто бы на него ни взглянул, когда он подметал нимбуркские улицы, потому что ни на что иное он не годился, только подметать улицы, и люди любили его и угощали сигаретами... Где он сгинул? А каков был конец Марженки, марионетки, которая ежедневно привозила вместе с родителями на площадь тележку, Марженка держалась за один ее борт, ее мамаша за второй, а папаша тянул тележку за единственную оглоблю, потом они раскладывали на доске прямо на тележке весь свой товар, шитье, разноцветные, тоненькие бумажные шпульки, на которые были намотаны нитки всех цветов, а иногда на их тележке появлялись еще и дешевые кружева, и вот они все это продавали, а люди покупали - потому только, что знали: семья эта совершенно безобидная и относится к своей торговле с величайшей серьезностью, и всегда с ними их дочка, так же, как и Кашпар, переболевшая будто ее опалило пламя, и ее лицо было лицом испуганной куклы, куколки, у которой выдрали волосы... Иногда, когда с реки внезапно налетал порыв ветра, все семейство собирало свои разнесенные по площади нитки, бывало даже, что и кружева взвивались в воздух и, описав быстрый зигзаг, переносились через стоявшую в центре площади колонну в честь Девы Марии и скрывались на другой стороне, в арке отеля "На Княжеской"... Куда подевалась эта Марженка, которой мы, мальчишки, частенько кричали: "Маня, что ты любишь есть?" И она, точно очнувшись от оцепенения и какой-то застывшей изумленности, отвечала радостно: "Кнедлики, кнедлики, кнедлики!" И улыбалась, опираясь обеими руками о доску, на которой было разложено это самое шитье, а потом опять сосредоточенно замирала: если кто-нибудь подойдет, она предложит ему свой товар... Шесть раз в год в Нимбурке бывала ярмарка, и тогда Марженка и ее родители не открывали свою разъездную лавку, их приводила в ужас эта жуткая конкуренция, эти сотни палаток и шатров, возведенных за одну ночь... Семья любила то время, когда на площади не торговал никто, кроме них; они любили эту обширную площадь, по которой прогуливались или же шли за покупками только те, кто их знал, а ведь во время ярмарок в городок сходилось множество народу из окрестных деревень, и продавцам ниток это было не по вкусу... Вдобавок в шуме потонули бы мальчишеские вопли: "Маня, что ты любишь есть?" И потонул бы радостный отклик Марженки: "Кнедлики, кнедлики, кнедлики!" Ну, а в полдень они всегда укладывали свое шитье в глубины тележки и опять возвращались куда-то к водонапорной башне... У оглобли папаша, а Марженка держится за передок тележки, потому что Марженка не попала бы сама домой, ее нужно было туда отводить... Куда сгинула Марженка и |
|
|