"Богумил Грабал. Волшебная флейта" - читать интересную книгу автора

wetterkrank.
Вы, Апреленка, конечно, удивлены, почему я wetterkrank. В молодые годы
я живал среди немцев в Судетах, это было еще до Гитлера, когда наши немцы в
пограничье держали себя вполне пристойно, так что было принято посылать туда
детей, чтобы они выучили немецкий. Я ездил в Цвикау, где жил у фрау Плишке,
портнихи, и ходил с местными немцами купаться, а в нашей пивоварне в свою
очередь были две девушки из Цвикау, Герда Фити и Лори... фамилию я не
помню... и вот в этом самом городке Цвикау я слышал, как немцы в плохую
погоду говорили: "Ich bin wetterkrank!" - и отправлялись пить пиво, иной
раз позволяя себе и рюмку шнапса... и это, Апреленка, во мне живо до сих
пор: когда я мучусь мировой скорбью, я wetterkrank и иду выпить пива, а то и
рюмочку чего покрепче... А в тридцать шестом году, Апреленка, мы опять
приехали погостить в Цвикау, но тогда уже были Гитлер и Конрад Генлейн... и
наши немцы изменились, они уже не были такими благожелательными, а стали,
наоборот, гордыми, и они давали нам понять, что Гитлер для них бог, а
столица уже не Прага, а Берлин... Тогда мы съездили туда в последний раз, и
все это, как вы знаете, закончилось катастрофой: наступил Мюнхен, Судеты
достались рейху, а в марте рейх подчинил себе и остальную Чехословакию, а
потом настала та осень, двадцать восьмое октября, закрытие высших учебных
заведений, смерть Яна Оплетала и расстрел двенадцати студентов семнадцатого
ноября... а я работал в канцелярии господина нотариуса и был свидетелем
того, как после покушения на наместника Гейдриха казнили моих сограждан,
патриотов и коммунистов... После этого я, Апреленка, стал дежурным на
железнодорожной станции Костомлаты близ Нимбурка, и там я опять по чистой
случайности избежал смерти, когда партизаны разобрали недалеко от моей
станции рельсы, а в это время ехал поезд с эсэсовцами, и меня посадили
заложником на паровоз, я до сих пор чувствую на спине стволы эсэсовских
пистолетов, и только начальник поезда, поглядев мне в глаза, все понял...
остановил поезд, повел подбородком - и я слез по лесенке паровоза и пешком
вернулся на станцию, и хотя уже стояла весна, от того, что со мной
приключилось, я был wetterkrank... А за три месяца до того, как мне
помнится, партизаны взорвали рядом с моей станцией поезд с боеприпасами,
состав из открытых платформ, я же стоял на перроне и наблюдал за этим, а
потом ощутил ударную волну, все пятнадцать вагонов взлетели на воздух,
образовав едва ли не атомное облако... А потом были эсэсовцы в моей конторе
и расследование с револьверами на столе возле телеграфного аппарата, но
немцы меня не расстреляли, они еще на следующий день приехали за мной, но
затем отпустили, мне по обыкновению повезло, только от всего этого я опять
был wetterkrank...
И вот сегодня вновь семнадцатое ноября, и по Праге движется шествие
студентов со свечами, начавшееся от Института патологии на Альбертове,
откуда пятьдесят лет назад отправилась похоронная процессия с телом Яна
Оплетала... Сегодня семнадцатое ноября, уже семь часов вечера, я брожу с
негритенком Кассиусом Клеем, моим котенком, на руках, белый забор, белый
штакетник, который красила еще моя жена, белые планки освещают мне дорогу, я
вышагиваю туда-сюда, а над Керском все еще стоит северное сияние,
нежно-розовое и при этом зловещее марево на небосклоне, посреди которого в
морозном воздухе сверкают звезды... я думаю об этой студенческой процессии
со свечами, о разрешенном шествии, направляющемся с Альбертова к могиле
Карела Гинека Махи на вышеградском Славине... Однако северное сияние