"Богумил Грабал. Слишком шумное одиночество" - читать интересную книгу автора

СЛИШКОМ ШУМНОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Только солнце вправе иметь пятна.
Иоганн Вольфганг Гете

I

Тридцать пять лет я занимаюсь макулатурой, и это моя история любви.
Тридцать пять лет я прессую старую бумагу и книги, тридцать пять лет
пачкаюсь типографскими знаками, так что стал похож на толковые словари,
которых за эти годы через мои руки прошло, наверное, центнеров тридцать; я
сосуд с живой и мертвой водой, стоит меня чуточку наклонить - и из меня
потекут сплошь мудрые мысли, я против своей воли образован и даже не знаю,
какие мысли мои, то есть из меня, а какие я вычитал, так за эти тридцать
пять лет во мне срослись я сам и окружающий меня мир; ведь я, читая, можно
сказать, не читаю, а набираю в клюв красивую фразу и смакую ее, как конфету,
как рюмочку ликера, до тех пор, пока эта мысль не впитается в меня, подобно
алкоголю, до тех пор она всасывается, пока не только проникнет в мозг и
сердце, но просочится с кровью до самой последней жилки. И вот так я за один
месяц прессую в среднем двадцать центнеров книг, но чтобы найти в себе силы
для этого моего богоугодного дела, я за тридцать пять лет выпил столько
пива, что его хватило бы на пятидесятиметровый плавательный бассейн или
целые ряды кадок под рождественских карпов. Так я стал мудрым поневоле и
заявляю, что мой мозг - это спрессованные гидравлическим прессом мысли
связки идей, Золушкин орешек - вот что такое моя голова, на которой
выгорели волосы, и я понимаю, что куда лучше было в прежние времена, когда
все знания сберегала одна лишь людская память; тогда, если бы кто-то затеял
изничтожать книги, он был бы принужден пропускать через пресс человеческие
головы, хотя и это оказалось бы бесполезным, ведь настоящие мысли берутся
снаружи, они всходят подле человека, как тесто в квашне, так что напрасно
Кониаши всего мира жгут книги: если они, эти книги, заключают в себе нечто
подлинное, слышится лишь тихий смех сжигаемых страниц, ибо хорошая книга
всегда обращена куда-то вовне. Я тут купил приборчик, умеющий складывать,
умножать и извлекать корни, габаритами не внушительнее бумажника, и когда,
набравшись смелости, я отверткой выломал его заднюю стенку, то с радостным
испугом разглядел внутри, к собственному удовольствию, крохотную пластинку
размером с почтовую марку и толщиной с десяток книжных листов - и больше
ничего, только воздух, заряженный математическими вариациями воздух! Вот
так, когда мои глаза погружаются в хорошую книгу, отвлекаясь от напечатанных
слов, от текста ее тоже остаются лишь нематериальные мысли, которые витают в
воздухе, почивают на воздухе, питаются воздухом и в воздух же возвращаются,
ибо все в итоге состоит из воздуха - так же, как одновременно присутствует
и отсутствует кровь Господня в Святом причастии. Тридцать пять лет я пакую
старую бумагу и книги, и я обретаюсь в стране, которая вот уже пятнадцать
поколений умеет читать и писать, в стародавнем королевстве, где людьми
владели и продолжают владеть привычка и страсть терпеливо запечатлевать в
голове мысли и образы, несущие им неизъяснимое наслаждение и куда большую