"Богумил Грабал. Рассказы из пивной" - читать интересную книгу автора

сижу в "Золотом тигре" и улыбаюсь; все это время я никого не слышал, как
будто сидел где-нибудь в тихом лесу, потому что я мысленно прогулялся по
кабачкам моей жизни вплоть до самого первого в деревне под Нимбурком. Между
тем пан Руис, которого я теперь уже слышу, рассказывал... Прилетели мы,
значит, в Копенгаген, а там нас встретили на двух машинах, тогда мы,
"Квартет Дворжака", в первый раз приняли приглашение, не зная, от кого оно
исходит и кто нам так по-королевски щедро заплатил. Пока мы ехали на тех
машинах, стемнело, двое встречающих, по одному на машину, одетые в черные
рединготы, сохраняли невозмутимое спокойствие, и вот мы, оставив позади
Копенгаген, подъехали к большому зданию, перед нами распахнулись ворота,
поднялась решетка, и мы оказались во дворе, где по зарешеченным окнам
поняли, что находимся в тюрьме. Потом нас принял начальник этого заведения,
и для нас был накрыт шведский стол - даже с вином, а когда пришло время, нас
отвели в тюремную часовню, где уже собрались заключенные, и мы, настроив
инструменты, заиграли... вначале опять-таки квартет Дворжака, а после - "Из
моей жизни"; мы играли в полной тишине, сознавая, что такой публики у нас
еще никогда не было. Когда мы закончили, аплодисментов не последовало, все
остались сидеть на своих местах, потрясенные до глубины души; мы поднялись и
принялись кланяться, собираясь уходить, но заключенные по-прежнему сидели,
подпирая руками подбородок или пряча лицо в ладонях... это была лучшая
публика в нашей жизни, почти как год назад в Оксфорде, где все мужчины в
зале были во фраках, тогда мы тоже раскланялись и направились за кулисы, но
прежде чем уйти, еще обернулись - а слушатели продолжали стоять, потрясенные
почти так же, как эти заключенные в Копенгагене, для которых мы исполняли то
же самое: квартет Дворжака, написанный им после смерти его детей, "Из моей
жизни" Сметаны и квартет Яначека. Вот такой был у нас репертуар, и эта
музыка так захватывала и захватывает, что и в Оксфорде, и в копенгагенской
тюрьме публика не посмела нарушить свое мистическое слияние с музыкой ни
единым хлопком. Господа, что же это такое - музыка, чем она берет за душу?
Да, в сущности, ничем... а стало быть, всем... Так сказал пан Руис, и все мы
были настолько взволнованы, что поспешили спрятать наши лица за кружками
пенистого пива.