"Богумил Грабал. "Шестиклассница"" - читать интересную книгу автора

спектакль и кто в нем будет играть. Я же стоял под сводами колоннады возле
открытой лавки пана Регера, который скупал шкурки зайцев, козлят, хомяков и
вообще всякой живности, и здесь так воняло, что люди сюда заходили, только
если им это было очень надо. Но отвратительный запах шел не из лавки пана
Регера, а сзади, от реки. Туда, за дом, стоявший на площади, свозили кости с
бойни, там высилась огромная гора костей, на них еще сохранялись остатки
мяса и жил, однако же солнце и, главное, крысы обгладывали это мясо
подчистую, так что по ночам тонны костей светились, точно груда
фосфоресцирующих стрелок с башенных часов... Итак, я стоял, опершись о
колонну, а по другой стороне площади текли два потока прогуливающейся
туда-сюда молодежи, девушки, взявшись по четыре под руки, смеялись, и парни,
тоже по четверо в ряд, смеялись им в ответ, они кричали что-то друг другу, и
один поток стремился вверх по площади, а второй вниз, и стоило этим
четверкам разминуться, как всякий из них уже не мог дождаться, когда же он
опять увидит свою девочку или барышню, или когда она увидит своего мальчика
или юношу, и так они развлекались до темноты. А у колонны в честь Девы Марии
прохаживались взрослые - заложив за спину руки или с тросточками; они то и
дело посматривали на часы, как будто боялись опоздать на поезд, и моя
матушка какое-то время прогуливалась вместе с ними, а потом выходила на
главную улицу, точно кого-то разыскивая. Я издали хорошо видел, что она
никого не ищет, а только делает вид, будто ищет, чтобы люди заметили ее со
свернутой в трубку ролью под мышкой, она даже смотрела как-то по-особенному,
словно она посвященная и совсем не похожа на остальных, ибо она играет в
театре и будет участвовать в новой пьесе, так что пока у всех есть время
оценить, как она выглядит на самом деле, чтобы потом сравнить ее с той
женщиной, которая выйдет на сцену.
И так вела себя не только матушка, но и другие актеры; я всех их знал,
потому что намазывал им смалец на хлеб и подавал бутылки с пивом, они тоже
приходили принаряженные, и у каждого из них под мышкой торчала свернутая в
трубку роль, так что в сумерках по площади расхаживало туда-сюда десять
белых трубочек, и все, кто был занят в очередном спектакле, учтиво
приветствовали один другого и с улыбкой извлекали свои роли и потрясали ими,
а некоторые делали из них этакий бумажный бинокль и подносили его к глазам.
Вот так играли друг с другом эти большие дети, а я стоял под колоннадой, у
меня за спиной была неизменно сиявшая огнями лавка пана Регера, от которой
ужасно воняло, здесь никто не ходил, поэтому я мог без помех смотреть на
тех, кто часто бывает у нас в пивоварне, едва ли не стыдясь того, как они
изображают из себя актеров, как готовятся к вечеру, когда начнутся настоящие
репетиции. Когда же до премьеры оставалась только неделя, когда актеры уже
знали свои роли наизусть, они не ходили больше на площадь, а отправлялись
прямиком в театр. За три часа до генеральной репетиции они надевали те
костюмы и платья, в которых должны были играть, чтобы научиться в них
двигаться, и вот через площадь в гостиницу "На Княжеской" шел в длиннополой
хламиде Отелло - господин аптекарь, он придерживал эту серебристую хламиду
рукой, чтобы не упасть, лицо у него уже было черное, и на талии сверкал
золотой пояс, он бродил туда-сюда по площади, а потом заходил в гостиницу и
пропускал рюмочку для укрепления нервов. Матушка же весь день, даже к козам,
ходила в длинном атласном платье, как Дездемона, и отвечала знакомым:
"Родриго, из Венеции?" Она улыбалась, и ее переполняли то любовь, то горе, в
зависимости от того, о каком месте пьесы она думала. И в этом длинном наряде