"Александр Говоров. Византийская тьма (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

занимался тем, что деревянным гребнем расчесывал собственную шевелюру.
- Сделай меня своим оруженосцем, - предложил Костаки. - Я тебя три
раза в день причесывать стану.
- Три раза в день тебя лупить надо! - со стоном отвечал силач,
извлекая гребень, застрявший в библейских космах.
Сикидит, доверяя все слугам, выкресывал огонь сам, растапливал очаг,
обновлял лампадки.
- Патер имон, - послышался его страстный беззубый шепот. - О эн той
уранойс...
И Денис понимал все дословно: "Отче наш, иже еси на небеси..." И от
реальности происходящего он даже зажмурился, чтобы не видеть всей этой
археологической роскоши двенадцатого века. А он-то мечтал закончить через
недельку-другую раскопки эргастирия чародея, вскрыв последнюю камеру,
чуланчик. И возвратился бы домой, и написал бы диссертацию, и поехал бы в
Стамбул, куда уж давно приглашают его местные археологи...
А там бы, глядишь, и белокурая Светка Русина закончила свой истфак.
Хотелось выть и кататься по мерзким овчинам.
Хозяева уловили такое настроение пленника, и перед Денисом над
решеткой замаячили их сочувственные лица - ястребиное старца Сикидита,
дремучее Пупаки, веснушчатое слуги Костаки. Даже долгоносый абориген в
вязаной шапочке оторвался от скворчащей козлятины, чтобы сочувственно
повздыхать над Денисом за решеткой. Ничего, мол, обойдется как-нибудь!
Но ничто само собой не обходилось. Пришел степенный бородач в шляпе
конусом, долго толковал с Сикидитом о снаряжении корабля до самой столицы,
чтобы и продовольствия хватило, и снасти были бы крепкие и паруса. Так и
хотелось треснуть его по конусообразной башке с этими разговорами!
Явился и некий тип, как глиста, угодливый, со шкодливыми глазами, -
сказался учеником чародея. Расспрашивал Сикидита о вечной душе и переносе
категорий, и Сикидит, самодовольно надувшись, словно новый Платон или
Аристотель, отвечал впопад и невпопад. Только о свойстве духа переливаться
из одной субстанции в другую трактовал битый час!
В полном отчаянии Денис встал и вышел в дверь, где сиял и шумел
летний день, блистало недалекое море.
- Туда вам нельзя, - остановил его Костаки. Вызвал Пупаку и они
отконвоировали пленника в кусты, а затем отвели обратно в эргастирий.
Денису подумалось: может быть, попробовать умолить Сикидита, чтобы он
отправил его обратно... Ведь сумел же он неведомым путем перетянуть его в
свой век, неужели он не знает, как перебросить и обратно? Пусть и сам
отправится с Денисом, он познакомит его со всем, что старцу будет
интересно. "Послушайте, уважаемый, - Денис даже начал с обращения, когда
тот немного освободился от своих интервьюеров. - Не могли бы вы мне
разъяснить..."
Оглаживая бородку, тот начал с разъяснения, почему его следует
титуловать всеблагим.
- Ваше блаженство, - поспешил поправиться Денис. Сикидит пространно
рассказал, как интриги двора привели его в изгнание в Бореаду, но от верных
людей до него уже дошли вести, что он уже фактически прощен, тем более что
его многолетний покровитель принц Андроник, который тоже был в ссылке в
Пафлагонии, также, по слухам, близок к прощению.
- Андроник, Андроник... - припоминал Денис уроки спецсеминаров. - В