"Элизабет Гоудж. Гентианский холм " - читать интересную книгу автора

сложив белые, тоже отливающие золотом крылья, молча качались на воде.
Бледный месяц, отраженный в пламенеющей воде, ритмично колыхался прибоем, а
волны так беззвучно набегали на золотистый песок, что негромкий плеск струй,
омывающих борта рыбацких лодок, терялся в величавой тишине. В этом
бескрайнем мире, в этом огненном прозрачном свете подплывающие корабли
казались фантастически прекрасными - они, словно огромные увеличительные
стекла, собирали окружающую красоту и делали ее почти нестерпимой.
Дубовый корпус каждого судна, такого огромного и все же изящного в
своем бесшумном и стремительном движении, пылал всеми мыслимыми оттенками -
от красноватого блеска медной обшивки до солнечно-желтых бликов, пляшущих на
боевых орудиях с нижних палуб. Сверкали раскрашенные полуюты и деревянные
скульптуры, и огненные звезды на носу кораблей, кроваво пламенели
застекленные двери кают, но даже это великолепие все же затмевала парящая
красота мачт и наполненных ветром парусов, переливающихся нежнейшими
оттенками розового и золотого, словно лепестки белых цветов, освещенных
уходящим солнцем. Флаги на мачтах развевались, и над каждым кораблем
искрилось, точно во сне, легкое облако белого дыма.
Но прошло мгновение, и струящиеся потоки света скрылись за холмами,
краски вспыхнули еще на мгновение и потускнели. Плавно, соблюдая между собой
небольшую дистанцию, величественные суда подошли к месту своих якорных
стоянок и замерли, словно отдыхая. Вечер догорал, на кораблях - там и
здесь - вспыхнули огни, зажглись они и на берегу. Небо было все еще полно
тихим, едва уловимым светом, и весь мир пребывал в беззвучном, заколдованном
сне. Стоявшие у причала видели теперь на море лишь странные призраки
кораблей, а те, кто был на борту, видели призраки белых деревень, мерцающих
вдоль берега.
Корабельный гардемарин передового фрегата, Энтони Луис Мари О'Коннел,
вполне разделял эту всеобщую тоску. В тот момент, когда эскадра входила в
бухту, Энтони наказывали за то, что он осмелился уснуть во время вахты. Его,
растянутого за руки и за ноги, хлестали плетьми, да к тому же, истерзанное,
воспаленное тело гардемарина содрогалось от холодной воды, которую на него
поминутно выливали из черпаков. Нервы его были напряжены так, что, казалось,
готовы лопнуть, а в душе кипели ярость и отчаяние.
Энтони наказывали самым жестоким и несправедливым образом. Порка в
растянутом состоянии считалась обычным возмездием за совершенный поступок, и
мальчик переносил ее с завидной стойкостью. Но к этому добавили еще и
"дельфиновую пытку" - измученного гардемарина время от времени бросали в
воду и потом обливали черпаками холодной воды. Энтони ни разу не слышал,
чтобы хоть кто-нибудь на флоте пытался применять эти истязания одновременно.
Впрочем, на таком корабле нечего и мечтать о справедливости. Это был дрянной
корабль. В британском флоте не так уж много дрянных кораблей, но этот
считался едва ли не самым худшим. А по мнению гардемарина О'Коннела, это был
даже не корабль, а бездонная адская яма. Капитан на нем - сущий дьявол,
офицеры - настоящие изверги, а единственная "радость" моряков - целые
полчища крыс.
О'Коннел пытался хоть немного облегчить свое положение, но при любом
движении острая боль пронизывала позвоночник от самого затылка, словно его
пронзали раскаленным прутом. Энтони изо всех сил старался не стонать и
проклинал все на свете. Он служил на флоте ровно восемь недель и кроме
непрерывных страданий, перенесенных им за это время, он овладел морским