"Элизабет Гоудж. Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны" - читать интересную книгу автора

разлучит их обеих.
Сначала любовь мисс Гелиотроп к Марии требовала от нее невероятных
усилий. Она шила и чинила ее одежду с угрюмой необходимостью и с еще более
расстраивающим ее отсутствием воображения, но в ответ на капризы применяла
телесные наказания очень умеренно, достигая больших успехов в привязанности
к ней ребенка, чем в спасении его бессмертной души. Но посте-
пенно все изменилось. Теперь, когда Мария была чем-то огорчена, она
проявляла к ней все большую и большую нежность, одежда девочки, которую она
мастерила с необыкновенным пылом, в каждой маленькой детали оказывалась
произведением искусства; и поскольку ее саму всю жизнь наказывали за все
маленькие грешки, мисс Гелиотроп теперь не заботило, любит ли ее Мария или
нет, ее единственной задачей было превратить ребенка в прекрасную и
благородную даму.
Это была истинная любовь, и Мария об этом знала, и даже когда то, что
сзади, болело так, что нельзя было даже сесть, ее чувства к мисс Гелиотроп
нисколько не ослабевали. Теперь она уже была не ребенок, а юная леди
тринадцати лет, и это было лучше всего.
С младенческих лет Мария умела распознавать хорошее. Она всегда хотела
самого лучшего, и быстро узнавала его, даже когда, как в случае с мисс
Гелиотроп, наружный вид шкатулки не обещал обилия золота внутри. Может быть,
только она одна разглядела, как замечательна мисс Гелиотроп на самом деле, и
поэтому, без сомнения, чувства мисс Гелиотроп к ней стали такими пылкими.
Так сказать, наружный вид шкатулки мисс Гелиотроп и впрямь был
странноват, и это только доказывало, как глубоко умели проникать серебристые
глаза Марии, если она так быстро разобралась в этом. Большинство людей,
сталкиваясь с носом и манерой одеваться мисс Гелиотроп, останавливались на
этом и дальше не шли. Нос у мисс Гелиотроп загибался наподобие орлиного
клюва, и он был того невообразимо красноватого цвета, который у большинства
людей рождает немедленные подозрения. Они думали, что она ест и пьет слишком
много, и потому у нее такой красный нос, но на самом деле мисс Гелиотроп не
могла есть почти ничего, потому что у нее было ужасное несварение желудка.
Именно оно, а не излишества, так разукрасило ей нос. Она никогда не
жаловалась на свое несварение, она просто терпела его, и из-за того, что она
никогда не жаловалась, никто, кроме Марии, так и не понял ее. Но даже Марии
она никогда не упоминала о своем несварении, ибо она усвоила еще от своей
матери, что истинная леди никогда и никому ничего не говорит о себе. Но
страсть мисс Гелиотроп к мяте в конце концов позволила Марии добраться до
сути вещей.
Нос, приносивший мисс Гелиотроп одно расстройство, занимал столько
места на ее тощем бледном лице, что невозможно было разглядеть прекрасные
незабудковые глаза и нежные дуги красивых темных бровей. Редкие седые волосы
она скручивала в тугое кольцо вокруг головы, эта прическа шла ей, когда она
впервые так причесалась в шестнадцать лет, но в шестьдесят она была не
слишком подходящей.
Мисс Гелиотроп была высокой, тощей и сутулой, но ее худоба не
замечалась, потому что одевалась она в старомодное платье с кринолином из
фиолетового бомбазина и зимой и летом куталась в черную шаль, которую так
затягивала на груди, что казалась даже пухлой. На улицу она всегда выходила
с большим черным зонтом, надевая объемистое потрепанное черное пальто и
громадную черную шляпу с фиолетовым перышком, а дома носила белоснежный