"Натаниэль Готорн. Великий карбункул" - читать интересную книгу автора

Смит сразу догадался, что это Совесть.
Как трогательно поступили Фантазия, Память и Совесть, решив навестить
старого джентльмена в тот момент, когда ему стало казаться, что и вино уже
не играет такими красками в стакане и вкус его не так приятен, как в те дни,
когда и он сам и эта мадера были моложе! Едва различимые в полутемной
комнате, куда малиновые занавеси не впускали солнечный свет, создавая
приятный полумрак, три гостьи медленно приблизились к седовласому
джентльмену. Память, заложив пальцем какую-то страницу в огромной книге,
остановилась справа от него. Совесть, все еще пряча лицо под темным плащом,
встала слева, поближе к сердцу, а Фантазия водрузила на стол панораму с
картинами и увеличительным стеклом, установленным по его глазам.
Мы упомянем здесь лишь несколько картин из множества тех, которые
всякий раз, как дергали за шнурок. возникали одна за другой в панораме,
подобно сценам, выхваченным из действительной жизни.
Одна из них изображала залитый луной сад; в глубине виднелся невысокий
дом, а на переднем плане, в тени дерева, можно было различить две фигуры,
освещенные бликами луны, - мужчину и женщину. Молодой человек стоял,
скрестив на груди руки, и, надменно улыбаясь, победоносно смотрел на
склонившуюся перед ним девушку. А она почти распростерлась у его ног, словно
раздавленная стыдом и горем, не в силах даже протянуть к нему стиснутые в
мольбе руки. Она не смела поднять глаза. Но ни ее отчаяние, ни прелестные
черты ее лица, искаженные страданием, ни грация ее склоненной фигуры -
ничто, казалось, не могло смягчить суровость молодого человека. Он
олицетворял собой торжествующее презрение. И, удивительное дело, по мере
того как почтенный мистер Смит вглядывался в эту картину через
увеличительное стекло, благодаря которому все предметы, словно по
волшебству, отделялись от холста, - и этот сельский дом, и дерево, и люди
под ним начали казаться ему знакомыми. Когда-то, в давно минувшие времена,
он частенько встречался взглядом с этим молодым человеком, когда смотрелся в
зеркало; а девушка была как две капли воды похожа на его первую любовь, на
его идиллическое увлечение - на Марту Барроуз! Мистер Смит был неприятно
поражен.
- Что за мерзкая и лживая картина! = - воскликнул он. - Разве я
когда-нибудь глумился над поруганной невинностью? Разве Марта не обвенчалась
с Дэвидом Томкинсом - предметом своей детской любви, когда ей не было и
двадцати, и разве она не стала ему преданной и нежной женой? А оставшись
вдовой, разве не вела она жизнь, достойную уважения?
Между тем Память, раскрыв свой фолиант, рылась в нем, неуверенно листая
страницы, пока наконец где-то в самом начале не нашла слов, относящихся к
этой картине. Она прочитала их на ухо старому джентльмену. Речь шла всего
лишь о злом умысле, не нашедшем претворения в действии; но пока Память
читала. Совесть приоткрыла лицо и вонзила в сердце мистера Смита кинжал.
Удар не был смертельным, но причинил ему жестокую боль.
А представление продолжалось. Одна за другой мелькали картины,
вызванные к жизни Фантазией, и, казалось, все они были нарисованы каким-то
злонамеренным художником, задавшимся целью досадить мистеру Смиту. Ни один
земной суд не нашел бы и тени улик, доказывающих виновность мистера Смита
даже в самом незначительном из тех преступлений, на которые ему сейчас
приходилось взирать. На одной из картин был изображен накрытый стол,
уставленный бутылками и стаканами с недопитый вином, в которых отражался